Поначалу даже не слово -
Слабый выдох, невнятный ропот,
После - сохнущие пеленки,
Шелест листьев, хлопок фрамуги,
Первый вкрадчиво-робкий шорох
Крыльев ангельского притворства,
Первый плач над умершей кошкой,
Первый свист кулака над ухом,
Не до смерти - до первой крови,
Упоенье музыкой бури
С безопасного расстоянья,
Но потом - за порог и - в омут
Леденящего безразличья,
Обжигающей душу страсти -
Это значит, уже берется
За тебя не на шутку ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Ветер из Ферганской долины,
Нежный, словно цветок миндаля;
Летаргический Лу пустыни
Раскаленного Раджахстана,
Или спящий Мельтем турецкий -
Виноградный, вишневый, дынный;
Вересковый Соранг - счастливый;
Бора, злая горная дева;
Доктор, ласковый бриз полудня;
Желтоглазый Самум-убийца;
Марокканский ленивый Гарби;
Из Перу грозовой Памперо
И сводящий с ума Сирокко,
Невозможный, невероятный,
Безнадежный, неверный, сладкий,
Исступленный, пьянящий ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Ужасаясь их многоличью,
Приглашаешь больших ученых,
Леонардо, скажем, Да Винчи,
Эдисонов да Клапейронов,
Знатоков саперного дела,
Разных там отцов водородных,
Чудаков со смычком и скрипкой,
Быстрых разумом Ньюплатонов,
Да еще -от сохи и пашни -
Ну как выскочит Ломоносов,
Самородный такой Кулибин,
Отчебучит "иллюминэйшен",
По последнему дабы слову,
Чтоб и муха не пролетела,
Устрашась лучезарных знаний,
Но плевал на знания ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Но с надеждой еще возводишь
Свои гнезда и бастионы,
Сам любовно вбиваешь гвозди,
Ладишь балки, да варишь стыки,
Окружаешь строенья рвами,
Сочиняешь сеть лабиринтов,
С минотаврами и без оных,
Волчьи ямы и самострелы,
Подгоняешь пазы и люки
Бронированных перекрытий,
Но скребется в крысиных норах,
В горле брошенных подземелий,
В Межстраничье любимых книжек,
Дышит холодом из колодцев,
Содрогается ревом в трубах
И зовет, зовет тебя ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Ждешь его в золоченых латах,
С горделивым гербом на шлеме,
С булавою, копьем и шпагой
Или новенькою базукой,
На ее уповая мощность
И точность лазерного прицела.
Ждешь его, предвкушая сладость
Все равно какого исхода,
Он же попросту выливает
На тебя два ведра помоев,
Вырывая так, мимоходом,
Их из рук неловкой служанки,
Оставляя в пикантном виде
Молодца на потеху прочим,
Через щели твоей твердыни
Ускользает змеею ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Открываешь настежь ворота,
Устремляешься в чисто поле,
Гложет бешенство твой затылок
И, уже почти что безумный,
Ты податливый рубишь воздух
И кричишь, надрывая голос:
-Выходи, подлый трус, на битву!
Покажи лицо, чтоб и ночью
Помнил я, кого ненавидеть!
Но лишь песенка из мультфильма
Отвечает, и жмешься мышью
Перед наглой чеширской улыбкой
Добряка кота Леопольда,
Иль Наины седой воздушным
Издевательским поцелуем,
Что тебе посылает ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

И ты хочешь вернуться в замок,
Но в какой- то миг понимаешь,
Что был пленник долгие годы,
Пленник собственных опасений,
Самобытной архитектуры,
Хитро слаженной обороны,
Пленник верных друзей и женщин
И семи торопливых нянек,
У которых дитя без глазу,
И, похоже, все это время
Был Азефом твоих стратегий,
Императором намерений,
Домовым за печною вьюшкой,
Колыбельной и сонным криком
Петуха и, в конечном счете,
Другом был твоим только ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Ну, конечно, конечно, были
Дети и даже тебя любили,
Да, вот так - ни за что ни про что.
Эти маленькие проказы,
Несмышленейшие надежды,
Беззащитнейшие тираны,
Почемучнейшие незнайки,
Эти "мама, я больше не буду",
Эти "папа, глянь, как умею",
Эти исповеди и обманы...
Эхо, эхо осталось в замке,
Эхо их голосов щенячьих...
Раз в столетье звонок ненужный
Подтвердит, что они все дальше,
Кого северный, кого южный -
Всех сманил, схоронил ли ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Впрочем, младший еще под боком -
Непонятно, зачем вернулся
Он обратно из ритуальных,
Виртуальных и прочих странствий,
Если, так напоказ топыря
Губы в ответ на твои улыбки,
На вопросы твои и слезы,
(Вспомни, не был ли сам таким же?)

Щурясь вежливо, как японец,
Извлекает на свет игрушку,
Что взамен молодильных яблок,
Кладенца и спящей царевны
Приволок, и, вот, надевает
Он наушники отрешенно,
Нежно трогает черный ящик
И включает, включает ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

И с решимостью Дон Кихота,
Отсидевшего свой"червонец",
Где-то в дебрях Архипелага
Валишь лес и нетерпеливо,
Лепишь плавательное средство,
Что-то среднее между шхуной
И плотом Тура Хейердала,
Ставишь белый, а то и алый
Парус, все проверяя список -
Что ж еще сейчас ты теряешь,
Обрубая канат пеньковый,
Напрягаешь худую память,
Вспоминая, кому ты нужен,
Кто платочком во след помашет -
Никого. И, зубами скрипнув,
Полагаешься ты на ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Но, скользнув вороватым взором
По заветным зубцам да башням,
По антеннам на плоских крышах,
По родным слюдяным оконцам,
По ажурам стекла и стали,
Глядя, как это разномерье,
Надоевшее бестолковое
Сокращается, словно капля
У заката на сковородке,
Ощущаешь тот самый ужас,
Что охватывал Робинзона,
Уносимого в утлой лодке
Из пределов земли, вчера что
Почитал он своей тюрьмою,
А теперь бы отдал полжизни,
Да на- пол - не согласен ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Наглотавшись соленой пены,
Нахлебавшись макулатуры -
От мальков до великих Гете
И из ряда вон Достоевских,
Заключаешь договор с чертом,
Несмотря на то, что не слишком
Ты уверен, что сей, последний
Не обманет тебя в итоге -
Почему бы и нет, чем хуже,
Собственно, черный цвет, чем белый?
Оказался же, вот, Всевышний
Заодно с твоим страшным другом
Или лучшим врагом - как угодно
Называй безымянный трепет,
Что твое обжигает сердце
И зовется все-таки ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

И, внимая вполне советам
Мудрецов на большой дороге,
Сам пытаешься быть водою,
Полноводной рекой Миссури,
Своенравной сибирской Леной,
Ручейком на суровом склоне
Эвереста и Джомолунгмы,
Что совсем не одно и то же
С точки зрения местных шерпов
И далеких от них лингвистов -
Все равно, не ручьем, так каплей
В океане, конца и краю
Не видать ему, как ни щурься,
Как ни тужься в напрасных родах,
Как туманом ни притворяйся -
Твои клочья развеет ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Или вовсе напротив, пламень
Станет сутью твоей горячей,
Как дыхание Санторина,
Словно в джунглях цветок напалма,
Словно блеск золотого зуба
Блатаря на соседней шконке,
От которой не зарекайся.
Тихой свечкою в божьем храме
Ты гори, да знай свое место,
Огоньком чужой сигареты,
Мнимо вечным огнем могилы
Обезумленного солдата,
Что тебе доводился другом,
Внуком, прадедом или братом -
Ты когда-то знал его имя,
Но украл это имя ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Подлецов повидав заморских,
Что отнюдь не хужее наших,
Ощущаешь себя скитальцем,
Афанасием-за-три-моря,
А не то и самим Сидхартхой
На окраине Ойкумены,
Или мелким базарным вором,
Что у йога стянул нирвану,
Точно так же как он не зная,
Что же с ней, окаянной, делать,
И зачем тебе эта мудрость,
То и проку в ней, что печали,
То и толку, что ни бельмеса,
Ни свободы и ни просвета,
Только знаешь, что есть дорога -
По дороге гуляет ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

Убаюкивает усталость:
Ну отведай простого счастья -
Жбана кваса да хлеба с солью,
Хаты с краю большого неба,
Колыбели с девятым сыном,
И женой до самого гроба...
Боже, Боже! - Все это было!!
...Тихо, тихо ползи, улитка,
На вершине чужой державы,
Далеко до нее и слава
Богу. Ему и дела
Нету до муравьиной доли!
И, очнувшись в поту холодном,
Понимаешь, что нет, не можешь,
Жадно ловишь полынный запах
Пыли, что поднимает ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

С шутовскою трезвой ухмылкой,
На коленях, с мольбой и верой
Что-то в уши тебе лепечет:
Не угодно ли в эту пропасть
Вам шагнуть, а иначе - хрена
Ты увидишь, а не свободы,
Так и будешь травой, цветами,
Обезьяной такой смышленой,
В общем, прыгай давай, братишка...
И не в силах расчислить Имя,
Глянуть в очи, поймать за руку,
Золотую съесть середину,
Распоследнюю совершая
Контролируемую глупость,
Ты толкаешь обрыв ногами,
И тебя обнимает ветер,
Ветер, ветер, ветер, ветер!

декабрь 1996г.