Садилось солнце тихо, без затей, И северные молкли канарейки, За солнцем вслед садились батарейки, Не вынеся вечерних новостей. Гундосил и сипел магнитофон, И слушатели вдумчиво храпели, Им снились дети, женщины, постели, Природа не тревожила их сон. Вконец измявши рыжие вихры, Почти неслышно, тоненько, в две дырки Посапывал, во сне краснея, Димка – Хороший парень, не хухры-мухры. Забытый на столе лежал Страбон, Портянки у печи уютно прели, Владимира Ивановича трели Не нарушали общий унисон. И Юрий Николаич, головой Разбитою на спальничек поникши И о ноге о сломанной забывши, Кемарил тоже, скромный наш герой. Уставши от жары дремал ручей, Размеренно журча в своем овражке, В коробке спали пленные евражки, Наевшись на халявинку харчей. И вовсе по природе не нахал, Чему не счесть примеров безупречных, Я, тот, что всех нас изувековечил, Уверенно на нарах отдыхал. И лишь звенела древнею тоской, Внизу на кухне вечная кастрюля, Да искры выпускал костер, как пули, Оберегаем женскою рукой. Людмилой Александровной звалась Начальник наш, недреманное око, Она была к нам чересчур жестока, Когда будить на ужин собралась. Но мы ее за это не виним, Ведь женщина, с нее и взятки гладки – У них такие странные повадки, А ужин, что же, ужин мы съедим. август 1999г.
|