ЗА СТЕНКОЙ
«Никого не будет в доме...»
Песня С. Никитина.
Александра Трухачева особенно представлять – зря время терять. Человек он на Камчатке довольно известный. В «ЧЖ» проходил и в «Земляках», и в «Узелках», и в «Общепите». Из чувства самосохранения стараемся с ним видеться реже. Потому что, дорвавшись друг до друга, начинаем «бурогозить». Ну представьте: встречаются философ и скоморох. Что они на пару могут натворить? Три порванных гармошки – это самое малое за сутки. Намедни (не знаю, когда «Узелок» выйдет) в «Зеленой карете» он, сняв пиджак и завязав на пупе рубашку, изображал бразильского мачо, кидая и закручивая офонаревшую даму в аргентинском танго. Народ за столами стонал. Я, играя на сцене, глядя на это «безобразие», в аккорды попасть не мог.
* * *
Разогнав всех под утро, сидим, пьем кофе (на сон грядущий).
– Саш, ты хабаровчанин, и знаешь, какие толстенные стены в старых домах этого города.
– Ну еще бы! Пленные японцы их по привычке строили, как пушечные дзоты на Курилах.
– Не знаю, то ли у соседа жена в отпуск уехала, то ли наоборот.
– Наоборот, конечно, – кивает Трухачев.
– Да, но кончилась моя спокойная жизнь. Советская, да и вообще русская застольная – это бронебойная песня, прошибает не только стенки, а еще и два соседних подъезда.
– Понял. Короче, они тебя достали. И как ты с ними расправился?
– Я работал тогда в ресторане. Не поленился, приволок из него полукиловаттную колонку и по ночам учился играть на бас-гитаре.
– Ну и?
– Участковый, разобравшись, долго смеялся.
– А соседи?
– Какие к черту соседи! Квартиру мою брали штурмом всем домом. И потом после одиннадцати веселились только по красным дням в календаре.
* * *
– Хм, у меня в том же Хабаровске подобная ситуация еще забавней была, совсем недавно. Мама моя живет в самом центре Хабаровска. Уважаемый на весь дом человек. Педагог, с 62-го года выучила кучу детишек из него. Ну, начали въезжать сейчас тихой сапой новые русские. Пальцы не гнутся – куда деваться! Приезжаю к маме в гости, а у нее этажом ниже один из этих за...ев поселился. Типичный образ: цепь в два пальца толщиной, лысый, в кожанке. Купил этот крендель какой-то японский «комбайн» и, просыпаясь часов в двенадцать, весь день третировал плотно подъезд. Пару раз к нему сунулись. Но ты же знаешь, как они разговаривают: «Чу, всех замочу!» Мама моя к нему тоже спустилась, а он: «Иди отсюда, старая, до одиннадцати чо хочу, то и ворочу!» Не мне тебе говорить, что от нашей попсы, особенно на полную катушку, «крыша» может съехать за пару часов. А представь себе – слушать этот дебилизм пожилым людям весь день.
– Саш, эти суки только киллеров боятся.
– А я о чем?
– Да ну?!
– Ты слушай. Так вот, моя мама на его черной бронированной двери, как на школьной доске, мелом аккуратным каллиграфическим почерком написала: «Имейте элементарную совесть!» А я как раз в этот день приехал. Звонок в дверь. Открываю. Стоит этот гад: «Ваша мама писала? Надо стереть!» Я ему: «Возьми тряпку и сотри!» Он: «Ты чо, не понял?!» И давай пальцы у меня перед носом вертеть: «Сотри, хуже будет!» Я дверь закрывать, а он уже снизу, со своей площадки: «Ты чо там, пошел?» И тут моя мама, тихий педагог, интеллигентнейший человек, кричит: «Саша, ты что с ним разговариваешь? Таких мочить надо!» Я ей, а этот слышит: «Мама, из-за этого фуфла снова в командировку?» Слышу, внизу у чувака топка резко притухла. Вечером приезжает мой сын Павлик. Он учится в Хабаровском институте культуры. Помимо гитары, еще и на саксофоне учится играть. У меня, как всегда, появляется клевая идея.
Сын сходил к себе и принес концертный тенор. А у этих музыка грохочет. Первый раз в жизни я слушал, как саксофон гремит в замкнутом пространстве квартиры.
– И как тебе? – смеюсь я.
– Стекла, как при артобстреле, и люстра качается. Ну а Пашка – музыкант и есть музыкант! – ничего вокруг не видит, наяривает, самозабвенно прищурив глаза. Я ему: «Павлик, тебе во сколько завтра в институт?»
– В девять.
– Ты приди в восемь утра, я тебе деньги на такси дам.
Я начал медленно валиться с табуретки.
– Ты слушай и держись крепче. Приходит утром ни свет ни заря мой Пашка, естественно, ничего не подозревающий, и начинает ублажать папу, фальшиво наяривая на «саксе» мотив «Генералов песчаных пустынь». Ну, ты успокоился. Можно продолжать?
– Сам погоди. Скажи честно, из дома началась тотальная эвакуация?
– Нет, там люди крепкие оказались. Единичный вопль саксофона был дробиной слону по сравнению с тем, что всему подъезду ежедневно устраивал этот козел.
Днем, возвращаясь из магазина, встретились у подъезда с ним. Этот, с цепью, вылез из навороченной машины. Я ему: «Скажи мне честно, как бизнесмен бизнесмену, сколько мне еще таскать из Хабаровской филармонии и Театра музыкальной комедии саксофонистов, чтоб ты, придурок, нашел на своем «граммофоне» ручку громкости?» На что он с большим уважением прогнулся: «Батя, я все понял!»
Косыгин Сергей
«Частная жизнь»
20 апреля 2001 г.
|
