СТОЛ
Пригласили в гости попеть под гитару «нашему американскому гостю». Это было тогда, когда «америкосы» были на Камчатке в диковинку. Естественно, я не только охотно согласился, а еще и пришел с гитарой раньше времени. Это не какой-нибудь поляк, чех или болгарин, а натуральный, живой, во весь рост подданный дяди Сэма из-за океана. Кто бы не захотел в то время удовлетворить свое любопытство? Это сейчас они целыми кодлами лазают вокруг города по вулканам, неопрятные, зачуханные, как бомжи (сам видел этих горе-туристов). А тогда с этими «нашими гостями» носились, как с писаными торбами.
* * *
Хозяйка мне обрадовалась:
– Звонили. Они еще в Паратунке, давай, помогай накрывать.
Я глянул на стол. И сокрушенно помотал головой:
– Не хватает.
– Чего, чего не хватает? – испуганно зашарила хозяйка глазами по блюдам.
– Ананасов и рябчиков.
– Ананасы, ананасы... Где у нас ананасы я недавно видела? – лихорадочно запричитала хозяйка.
– Мать, вы что, совсем с этим американцем рехнулись?! Да тут столько на столе, еще неделю будете после гостя «подметать». И, кстати, я не уверен, что ему это все понравится.
– Почему это? – обиженно надулась хозяйка.
– Это все ты приготовила для шикарного русского застолья, а они, как я слышал, ни хрена, кроме гамбургеров, хот-догов и чипсов, не жрут.
Женщина вытерла о передник руки, гордо по-хозяйски глянула на ломившийся стол и решительно сказала:
– Ну, это мы еще посмотрим.
В ее боевой позе читалось наше извечное русское: «Пусть только откажется, я ему, гаду, за шиворот засыплю!»
* * *
Американец увидел стол, выпучил глаза и «проглотил лом». Потом растерянно, невнятно пробормотал:
– Боже мой!
Нет, английского я ни тогда, ни сейчас не знаю, но слово «Иезус» во всем мире одинаково на всех языках звучит или приближенно.
Гость что-то шепнул хозяину, и тот смущенно захихикал:
– Спрашивает, сколько это стоит?
Я из своего угла, не задумываясь, брякнул:
– Халява, плиз.
Хозяйка, знавшая английский, по-моему, еще хуже меня, как попка, закивала, приглашая:
– Халява, плиз, халява, плиз!
* * *
– А ты говорил, что он есть не будет, – наблюдая, как «трещит за ушами» у Боба (все уже «перевотизёнэйшкались») сказала хозяйка.
Конечно, даже на восьмом километре дураки из этих пельменей не стали бы пирамидки строить.
Американец, вначале с подозрением косившийся на тарелку с классическими суточными щами, потом стучал ложкой громче всех.
– Бедненький. Конечно, там у себя всухомятку...
И женщина еще подлила из супницы.
«Сиротка американская! – видя, как она жалостливо смотрит на него, ухмыльнулся я. – Сейчас она его, точно, или по головке погладит, или к материнской груди прижмет. Да! Лучше во всех отношениях, чем наши русские тетки, в мире не найдешь!»
Хозяйка о чем-то пошепталась с мужем и подтвердила мои убеждения:
– Он у своей курвы долго на одних бутербродах не протянет.
* * *
Сделав отступление, скажу. Американцы во всем патриоты, даже в еде. На Аляске две девчонки-эмигрантки с Украины открыли ресторан с обалденной русской и украинской кухней, и пролетели. Эти «патриоты» упорно ходили в соседний «Макдональдс». Открыли русскую пекарню – ни фига, едят свой картонный хлеб. И дело не во вкусе. Просто это нерушимый американский стиль. Готовят самый поганый в мире кофе. Даже миллионеры прикуривают от бензиновых зажигалок. Ну а никелированный «Харлей», этот «Урал» с прибамбасами, вообще символ. Но зато за пределами своей страны лопают украинский борщ за милую душу, заедая дарницким хлебом. Единственное, в чем совпадают вкусы, так это в русской водке. Поставить стакан самогона и стакан водки. На первый ни мы, ни они не клюнут. Их виски хуже нашей водки даже ингушского разлива.
* * *
Выпили за Америку, за Россию, за хозяев...
Боб так и не смог понять моего тоста: «За мир, жвачку, дружбу!» Пил нашу водку петропавловского разлива чуть ли не полными стаканами, ни хрена не хмелел и восхищенно цокал, как белка:
– Рашэн водка вери гуд.
Самый прикол был, когда кто-то из перебравших гостей кинул клич:
– Поплыли вешать негров!
Хозяин перевел. Боб долго смотрел на расиста, соображая, потом вздохнул и сказал словами замученного партизана:
– Всех не перевешаете! (Естественно, в переводе.)
* * *
Меня попросили спеть что-нибудь этакое, чтоб и гостю было понятно. Недавно Ван Клиберн играл в Корнегги-Холл для Горбачева: «Не слышны в саду даже шорохи».
При первых словах «Подмосковных вечеров» Боб подпрыгнул из-за стола и вытянулся в струнку. Видя, что мы сидим, он что-то возмущенно зашипел хозяину. Изрядно поддатый хозяин аж протрезвел и, поперхнувшись, обратился к нам:
– Уважим этого балбеса, он думает, что это Гимн Советского Союза.
* * *
Пели «Очи черные», танцевали цыганочку – аж линолеум трещал. Видно, водка «нашего американского гостя» победила. Он через каждые пять минут спрашивал меня, где мой ручной медведь...
* * *
На следующий день за мной заехали, забрали на Верхнепаратунские источники на шашлыки и уху.
Видно, Боба с утра подправили, и он выглядел живым. Я через переводчика очень много расспрашивал его о тамошней «буржуйской» жизни. Он крутил головой на сто восемьдесят градусов и говорил, что ему Камчатка нравится.
...Когда Боб увидел опять накрытый стол, улыбка сползла с его лица, и он, что-то жалобно сказав хозяину, покорно взял в руки стакан.
– Чего сказал-то?
Хозяин хмыкнул:
– Да из того анекдота. Жалеет, что вчера не умер.
Сергей КОСЫГИН.
«Частная жизнь»
2001 04 27
|
