СТЕБ
Я стоял на посту,
Ковыряясь в носу...
– Нет, ну что вы! В таком виде мы не сможем взять вас с собой.
– Хоть на экспертизу. Я – ни в одном глазу, дыхнуть? Фо-о-о– о-о!!!
Подруга художника, раскрашивающая себя у зеркала и делающая вид, что это не она десять минут назад шипела, как кошка, ваятелю на ухо, чтоб он не вздумал меня пригласить с собой, аж подпрыгнула от неожиданности, как будто ей бросили под ноги дохлую крысу. И тут же стала протирать моментально запотевшее стекло.
– Да я не об этом, – промямлил он, косясь на нее.
– В чем проблема? – беззаботно поинтересовался я, разглядывая любовно “пузыри" брюк на коленях и теребя бахрому на рукавах полинявшего свитера.
– Ваш внешний вид, ваша одежда, мягко говоря, не соответствует предстоящему вечеру, – не выдержав, нервно сообщила женщина и брезгливо поджала губки.
Я бы сказал этой полунакрашенной мымре, что с ее боевой раскраской впору скакать на диком мустанге впереди племени ирокезов-головорезов, а не строить намазанные глазки на этом званом вечере именитым мужикам. Но врожденный такт, воспитание не позволили мне это посоветовать вслух, я лишь небрежно хмыкнул и с обезоруживающей улыбкой (Прощай, дурдом! Я на свободе!) поинтересовался:
– Неужели в этом доме не найдется лишняя фрачная пара или, на худой конец, какой-нибудь затасканный смокинг?
Художник запрокинул голову и к великому неудовольствию подруги вдруг громко расхохотался, потом подмигнул мне и заговорщицки поинтересовался:
– Мы им устроим вечеринку?
– Фу, наконец! – облегченно вздохнул я. – А то грешным делом подумал, что ты вконец за эти годы обсэрился и обпэрился.
Женщина в сердцах сорвала с плеч чей-то роскошный пушистый хвост и, швырнув его в кресло, запричитала:
– Я столько потратила сил и времени, чтоб сделать из этого северного дикаря человека, но тут появляется еще один охламон и все идет коту под хвост.
Она сделала паузу и, обреченно вздохнув, тоскливо поинтересовалась:
– Ну что, по старой схеме: «рок-кафе», марихуана, флэт, дебош и охмуреж с разнузданным сексом?
– Фу! – поморщился я.
– Фу! – поморщился художник.
– Невероятно! – изумилась женщина и начала перетряхивать гардероб, чтоб что-то подобрать мне.
* * *
В кино светский раут выглядит интригующе, потому что за ним, как правило, происходит какое-нибудь действие. Или главная героиня под шумок утаскивает героя к себе домой на кофе с последующим кувырканьем в койке, или какой-нибудь злодей устраивает всем веселуху со стрельбой и неизбежным купанием гостей в бассейне под пальмами. В общем, полная расслабуха. На самом деле приемах полная и безнадежная скука.
В Новом Свете, не владея достаточно беглым английским, чтоб общаться, я мало, что потерял на вечеринке у какого-то миллионера. Меня кому-то представляли, таская от одной компашки к другой, потом вообще оставили, забыли, чему я был несказанно рад. Изредка подходила хозяйка с натянутой улыбкой и тупо, как попугай, спрашивала одно и то же: «Как дела?». Я задергал «официанта» в белом смокинге, после оказалось, что это владелец телекомпании. Он в конце концов притащил самолично поднос с коктейлями, сказав, что его зовут Боб, а не Гарсон.
Когда хозяйка подошла в очередной раз, я на ее вопрос ответил, показав большой палец: «За...ь!». О чем она гостям, без всякого подозрения на подвох, тут же сообщила, как произносится “о'кеу” по-русски. Сошло за чистую монету.
...Когда после энного количества коктейлей, тоскуя по дому, я, подперев щеку, затянул: «С чего начинается Родина...», это был финиш. Они потом неделю были в диком восторге от незабываемого вечера и «русского Синатры».
Везла меня домой американская дама. Напроситься к ней на кофе, может быть, и решился, если бы лет пять просидел в одиночестве где-нибудь в тундре. Ну, и это... только в полной темноте и с закрытыми глазами.
* * *
Париж – исконная русская Мекка и мечта. Мы про него столько видели в кино и столько читали, что восторг, когда наконец посещаешь его, вызывает только то, что ты здесь, а все дома. Святая святых в нем для художника, музыкант, артиста – это Русский культурный центр. С вечера, организованного в нашу честь, я быстро слинял. Скучно было. Старых эмигрантов, князей и графов переклинило. Если раньше они пили за силу русского оружия, сейчас, когда ненавистный строй в России пал, поднимают тосты за мощь русского искусства.
Французский язык иногда очень гармоничен с русским. Послушайте, как, к примеру, звучит: «Сельву пле... бля».
* * *
Я думал, что, на нас троих глядючи, у всех «шары» повыпадают. Художник с полуобнажённой подругой выглядели вполне прилично. Я, наверное, тоже бы в смокинге и с «кисой» на шее сошел за своего, если бы на голове не было индейской повязки с перьями, а на ногах расшитых мокасин.
Встретившие нас хозяин с хозяйкой обалдело уставились на меня, как, впрочем, и все остальные. Мое сознание ласкало, что выход Наташи Ростовой первый раз в свет было менее грандиозным. Во всех описанных случаях, еще со времен Колумба, появление дикарей в высшем свете производило нездоровый фурор. Времена не меняются. Сразу на втором плане остались режиссер с известным актером и какая-то модель, обвешанная брюликами, как новогодняя елка.
– Наш?
– Наш, настоящий последний шаман, – подтвердил художник.
– А что он может?
– Все. Дайте ему только огненной воды.
– Ну, понеслось, – обреченно зашипела подруга художника, глядя, как я сливаю в какую-то полоскательницу выпивку.
Самое трудное было в начале вечера постоянно «однакоть» и гортанно вопить. Но по мере того как градус в обществе повышался и все начали свинеть, все стало на свои места. Вначале я предсказывал на костях курс доллара, и вся деловая братия хваталась за мобильники. Потом научил всех дикому танцу «Смерть миссионера». Меня достал какой-то бандюга, косящий под нового русского. Он потом надрался и рыдал, как крокодил, потому что «по моему велению, моему хотению...» ему было не дожить до первых петухов. Растерянный банкир утирал пот, не знал, что делать, его длинноногая модель капризно канючила:
– Ну, папик, у меня никогда не было Чингачгука. Не хочу завтра другого, этот настоящий.
Он подошел к моему другу художнику и поинтересовался:
– Сколько стоит ночь этого шамана?
– Жизнь, – не задумываясь, ответил этот сутенер.
– Не понял?
– Он поутру с баб на память скальпы снимает.
...Еще дамы в вечерних платьях от дорогих кутюрье прыгали через костер. Только вот не помню, на паркете я его запалил или во дворе особняка.
Так могут гулять только русские. В Европе давно бы полицию вызвали, а в Америке, повязав всех, еще бы и в дурдом сдали. Это только у нас на «Караул! Грабют!!!» никто внимания не обращает.
...Утром подруга, отпаивая нас холодным пивом, сказала:
– Вы. мальчики, были бесподобны. Вчера чуть всех в пампасы не увели. Идите и сами разбирайтесь, там с утра вам звонят, требуют продолжения.
В соседней комнате надрывался телефон...
Сергей КОСЫГИН.
ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ,
№ 8, 28 февраля 2002 г., 3 стр.
|
