Было это много-много лет назад. Адаму всего лет триста пятьдесят было, но был он уже Отцом всех времен и народов. И усы носил, ну прям как у Иосифа Виссарионовича.
А среди тех народов, которых он отцом был, было любимое его племя Швах, на разных зверей охотящееся.
У Адама к тому времени, из-за того, что Батя его из дома выгнал, развил-ся комплекс неполноценности, ну прям как у Бориса Николаевича нашего. И любил он по племенам ездить, чтобы там его все хвалили, почести разные оказывали и Большой Праздник в честь его приезда устраивали. А больше всего любил он в племя Швах ездить. Там в честь его мамонта заваливали, да разные шкуры зверей диковенных дарили. И еще любил он туда ездить, потому что его первая жена Ева там верховодила. С которой он на двухсотом году совместной жизни развелся, но дорогу в ее пещеру, поди уж лет сто, не забывал.
Вот собрался Адам к Еве за новыми шкурами в это племя съездить и молодость свою мужскую вспомнить. Послал туда гонцов своих, чтобы шваховцы к его приезду подготовились, шкур хороших пособирали, да и Ева чтоб в баньку сходила.
Ева известию обрадовалась, потому как, хоть и был Адам как мужик так себе, но выступал для нее вроде как спонсором. Он на отстрел самых лучших зверей и самых жирных мамонтов лимиты бесплатно давал, после того как в пещерке у нее побывает. А Ева баба хваткая была, деловая, понимала, что за та-кое дело держаться крепко надо. Вот и ублажала Адама как могла, штучки вся-кие новые с ним придумывала.
Соплеменники тоже понимали, откуда дождик лимитный сыпется, и вся-чески Еве в ублажении Адама помогали. Вот и на этот раз, пошли два самых лучших охотника в лес, такие шкуры добыть, чтоб у Адама, как Ева в них по-кажется, еще лет на сто желания хватило лимиты бесплатно выдавать.
Охотники хорошие были, удачливые, оба самых диковенных зверей шкуры добыли - одна другой краше. Одна шкура - единорога длинношерстного, а другя - вепря золотистого. Принесли их Еве в пещеру, удалились с почтением. Посмотрела на них Ева и завизжала визгом восторга, аж в соседних горах обвал случился. Думает: «Теперь не сто, а все двести лет буду я за лимиты спокойна».
Померяла она шкуру единорога длинношерстного и обалдела совсем. Молодит ее шкура - больше ста лет никто бы и не дал. Померяла шкуру вепря золотистого - делает ее шкура красавицей неписаной, но в ней она лет так на сто пятьдесят потянет. И стала Ева думу тяжелую думать - какой она Адаму больше понравится - помоложе, но похуже, или постарше, но покрасивше. День продумала, ночь продумала - так ничего и не придумала.
А тем временем Адам подъехал. Смотрит, никто его не встречает, шкуры не дарит, мамонтятиной не кормит. Очень разозлился Адам, ворвался в пещеру к Еве, а та сидит перед двямя шкурами, думу свою тяжелую думает. Грязная, старая, мешки под глазами. Плюнул в нее Адам, отобрал обе шкуры и побил сильно.
Само собой, лимиты не дал, племя и захирело.
С тех пор и ходит меж нас выражение: «Дело - швах!»
|
