ПОЭТ–БАРД ЮРИЙ АЛОТОВ
Заканчивалась окружная комсомольская конференция. Мы с приятелем, как два представителя "культурной программы" от области, парились с утра в кабинете у комсомольского босса.
А тот ругался по телефону:
– Ну и что, что он ничего не соображает. Найдите и притащите его на работу. Я вам переизберу! Вы что там – совсем? Перевоспитывайте!
Бросает трубку и нам:
– Вот так мы, по указу, – тычет пальцем вверх, – и "куем национальные кадры". А какой из него комсомольский секретарь, если он, как в том анекдоте, – стучит по столу, – "...сиди, я сам открою".
* * *
– Конечно, не прав был тогда ваш комсомолец. Все это туфта, и к тому же эти анекдоты про коряка мы на Севере сами выдумываем. Вот, пожалуйста.
И Алотов выдает свежак...
Когда я перестаю хохотать, он серьезно продолжает:
– А если нахальный первооткрыватель "исконно русских земель" и приобщил огнем и мечом к своей культуре, то пусть и расхлебывает плоды своего просвещения – болезни, алкоголизм, вырождение. Изображать из себя идейного борца – если это не хорошо продуманное будущее личное благо, то, значит, психическое расстройство. Вон что с "россиянами и россиянками", – передразнивает Алотов, – эти идейные сделали, что уж о коренных жителях Севера говорить. Какой, к чертям собачьим, из коряка комсомольский функционер, если он воровать не умеет? Вдобавок, если ему объяснить, что от районного вожака он по ступеням может добраться до президентского кресла, то крыша у него точно "съедет".
– Юра, в тебе не разум, а обиженная национальная гордость бушует, – спокойно возражаю я.
Незаметно для него громко стучу по столу. Юрка, вначале не поняв подвоха, поворачивает голову к двери, а потом:
– Ах ты, скотина!!! – кошкой бросается на меня.
"Интересно, что бы он сделал с моим скальпом, если бы у него получилось", – думаю я, отбиваясь от рассвирепевшего коряка.
* * *
Инцидент исчерпан, сидим на кухне, чаевничаем.
– Не пойму тебя, Сергей, предки, у тебя наших северных кровей, а поешь и пишешь, как пришлый. О Камчатке вообще у тебя ничего нет. Так нельзя, – Алотов закуривает и вопрошающе смотрит на меня.
– Знаешь, Юра, честно тебе скажу, я думал после Поротова – хана национальной поэзии. Все оставшееся – это так, привычная дань "кованому национальному кадру". О Севере столько сейчас литературного мусора набралось, поэтому я и не хочу увеличивать эту кучу. Суровая Камчатка – это хрупкий мир за огромным замком. У Георгия Германовича был ключ. Сейчас он у тебя. Так что давай, вперед, и не распыляйся. Не тащи никого за собой. Кому не дано, тот не обретет. И еще о крови, – стараюсь без дури в голосе громко я, – мои прадедушки, сибирские казаки, так гоняли по тундре твоих прабабушек, корячек, что вот я и получился.
Юрка смеется:
– Если ты получился, причем здесь мои прабабушки?
* * *
Алотов ворвался в наш круг (да не просто ворвался, посшибал, как ураган, всех с ног) скромником из Воямполки, типа "...а можно я вам спою?". Было это осенью 1989 года на фестивале авторской песни "Камчатская гитара". Потом были бессонные ночи в городе. Мотания по друзьям (кто еще не слышал?). Все были поражены мощью слова, правдой, обнаженной болью;
"Вещай ты мне, Ворон, а я свою "скаску" спою
О том, как Володька Атласов в Камчатском краю
Прославлен не только своими писаньями был.
Почто не писал, как разор инородцам чинил?
Когда на безвинных обиду и злобу срывал,
Про зверя в себе беспощадного что не писал?"
В семидесятые и в первую половину восьмидесятых "бдящие ребята" Алотову точно бы ярлык националиста приклеили и "позаботились" о нем. Если б верил в переселение душ, я бы знал, что это в Юре Георгий Поротов невысказанное выдает. Многие знали, как дядя Гоша "любил" эту власть. Столько горя и бед принесшую аборигенам.
Последний всесоюзный фестиваль в Киеве. Творческую лабораторию ведут два известных барда – Олег Митяев и Александр Мирзаян.
– Ну, кто первый, прошу на сцену, – делает жест рукой Александр.
– А, чего там, давай я!
Алотов выбирается из зала, поднимается на сцену и начинает "Гора Черный камень ждала поклоненья людей..."
Окончена легенда. Ошеломленный зал молчит. Два барда смотрят друг на друга:
– Ну, что скажешь?
Митяев в ответ только пожимает плечами.
– Вы знаете, молодой человек, м–м–м, – тянет кота за хвост Мирзаян, – если бы вам еще вставить зубы...
Зал перестает молчать.
* * *
Этот анекдот с Юркиными зубами давно уже стал притчей во языцех. Ну, вы видели где–нибудь северянина со всеми тридцатью двумя резцами? Когда Алотов смеется, он похож на вурдалака из фильма ужасов. Два клыка – и больше ничего. Как–то его в сборной "солянке" по приглашению взяли к немцам. Вы думаете, почему такой успех у. "Мэн– го" и подобных национальных ансамблей? Да потому, что зажравшуюся Европу уже никаким шоу не растормошишь. А тут не голливудские подделки, а настоящие чингачгуки. И уже не только под бубен, а поют северные баллады под гитару. Любой бюргер челюстью об пол ударит. Администраторы, чтобы Юра не запугал клыками верующую во всякую чепуху Европу, поставили ему у протезистов мост на каких–то халявных условиях.
Алотов, когда прилетает в город, всегда живет у Аркадия Куни. Звоню в дверь. Открывает подыхающий от хохота Аркадий:
– Иди посмотри на эту акулу!
На тахте сидит мрачный Юрка.
– Ну, хвастайся, родной. Скажи "сыр", – заражаюсь я общим весельем.
– Понимаес, Серега, я ис–са этого паскудного моста половину букв не выговариваю, и целюсть плохо закрывается. – Аркаша, согнувшись, ложится на ковер – А как теперь исо петь – страстно подумать!
Я ложусь на ковер рядом. К слову сказать, Алотов съездил и выступил тогда удачно. На последней репетиции мост, к великой Юркиной радости, отвалился. А что вы хотите – халява же.
* * *
Последнее время видимся редко. Мы в разъездах, Юра на Севере. Держим телефонную связь. Сидим с Аркашей у фестивального костра:
– Да, Алотов звонил, – говорит Куни, – всем привет, обещал скоро приехать и привезти кучу новых песен и стихов.
Сергей КОСЫГИН.
ЧАСТНАЯ ЖИЗНЬ 21 сентября 1996 г.
|
