Возвращение Галича началось в июне 87-го года. Я был тому свидетелем и в некоторой степени участником. Все было очень конспиративно. Объявили в клубе типографии «Красный пролетарий» вечер песни 60-х гг., причем почему-то в 9 вечера — кажется, как довесок к другому мероприятию. Однако некоторых посвятили, о чем — вернее, о ком — пойдет речь, и к 9 часам была уже порядочная толпа, впоследствии еле разместившаяся. Зал, помнится, человек на 600, было душновато, а сидели ни много ни мало — три с лишним часа, без перерыва. Писательница И. Грекова, школьный друг Галича, офицер в отставке Соколовский — они замечательно вспоминали Александра Аркадьевича, затем были рассуждения о творчестве (не помню чьи), Дима Межевич, таганский актер, пел Галича, я — свое, посвященное Галичу, или подражание ему.
Это все для меня было естественно: все-таки все мы современники поэта, помним и его, и его манеру, и его интонации. А вот как удастся спеть Галича этому молодому актеру, — не видевшему, не знавшему, не нашего поколения человеку? То-то он так волнуется, заглядывает в шпаргалки, ходит взад-вперед, напевая и поигрывая на струнах, вспоминая стихи и мелодию. Это, объяснили мне, актер из театра Ленома — ну, подумал я, это и вовсе, стало быть, из захаровских гениев, из молодых и ранних, вроде нео-Караченцова что-нибудь. Максим Кривошееd? Нет, не слыхал.
И вот юноша запел Галича, нервно, высоко, чуть в нос — совершенно не так, как сам. Тот-то пел не спеша, прокуренным и поставленным баритоном, а этот — вон как... Но главное — с полным пониманием и этого страдания, и этой горечи, и этого юмора и сарказма. Ну, подумал я, наше дело не пропало. И теперешние понимают, и нынешние чувствуют. Жизнь продолжается, правда остается правдой для всех поколений.
