От Владимира Высоцкого до наших дней: как танец победил песню
Культура https://regnum.ru/news/cultura/2160326.html
Давняя война эффектной бессмыслицы со смыслом в производстве «музыки» особенно заметна стала в последнее время
МОСКВА, 24 Июля 2016, 08:53 — REGNUM Лето 1980 года запомнилось в Москве жарой, Олимпиадой, «Сталкером» Тарковского и смертью Владимира Высоцкого. Олимпиаду информационно сопровождало государство, жара сопровождала саму себя, а обо всем прочем советские люди как-то довольно быстро и оперативно узнавали друг от друга. Москва в связи с играми тогда была городом почти закрытым. Смерть Высоцкого заметно испортила властям праздник очищенных от людей улиц, для них она была «не вовремя» совсем не в том смысле, который для всех людей принят в обиход по такому случаю. Москва, казалось, вся пришла проводить человека, которого любила, несмотря на информационную блокаду и попытки властей все сделать по-быстрому и по-тихому. Высоцкий был очень хорошим актером, но народную признательность получил за другой род искусства, спрос на который в народе был в то время, пожалуй, выше всего — за песни. Лирическим героем его песен был советский обыватель в самом широком спектре. От алкаша «Сереги» до «товарища ученого». И в самых различных ситуациях, от смешных, нелепых, комедийных до возвышенных и героических. Высоцкий положил на песню жизнь советского человека, то есть осмыслил ее, говоря библейским языком — дал ей имя, поименовал, представил кажется все эмоции, которые сопровождали жизнь людей, и люди их почти же все узнали как свои эмоции, свои переживания. Как художник Высоцкий, кажется, лучше всех в стране изобразил эпоху. За это его одни любят, другие ненавидят и даже презирают. Он совсем не «раскрывал лучшие черты» в людях. Он их раскрывал все. Ненавидят его за то, что романтизировал ненавистную эпоху, вместо того, чтобы стереть ее в порошок. Любят за то, что помог ее пережить без ненависти. Но сегодня, 25 июля, когда традиционно отмечаем день памяти Высоцкого, в этой связи есть повод высказаться о песне, об этом исчезающем жанре, в котором он приобрел высочайшую народную признательность, которая когда-либо в стране выпадала актеру, поэту и исполнителю. Сейчас песня становится реликтом, постепенно исчезает как жанр. Конечно, очень много нынче имеется людей, чья профессиональная деятельность связана с тем, что они поют. Петь можно всякое, в основном это всякое и поют исполнители, но среди всего исполняемого песен уже почти не сыскать. Бум массовой «меломании», то есть желания абсолютного множества людей сопровождать свою жизнь звуками, возник относительно недавно, однако на это явление уже махнули рукой и перестали даже анализировать. «Музыка», как это зовется, звучит совершенно повсюду. В кафе, ресторанах, магазинах. Ею сопровождают пикники, обязательно тот или иной забористый мотивчик будет жужжать на рынке, даже стихийно возникшем вдоль тротуара в виде «ярмарки». Из проезжающих авто постоянно разносится какое-нибудь неразличимое «бум-бум», на аллеях, площадях и прочих «местах общественного пользования» из репродукторов слышны постоянно равномерные стуки и щелчки. А кому всего этого не хватает или если кто считает себя меломаном изысканным, у того в кармане есть айфон, и на нем записано, и батарейка обещает пятьдесят восемь часов без перерыва, и моток проводов подводящий айфон непосредственно к ушам, и отвлечется человек разве что на звонок, но потом обязательно возобновит воспроизведение. Иронизировать над явлением смысла нет, да и нет охоты, тем более «обличать» — вот уж не хватало чего — но дать ему подлинное имя, не скрытое общим словом «меломания» хочется. Тем более что дело тут не только в музыке, «музыка» лишь находится на передовой явления куда более масштабного. Однако прежде самого явления, надо разобраться с его знаменателем — с музыкой. Потому что люди думают и говорят, что они слушают музыку, но это не так и мы с этим разберемся. «Слушать» музыку тоже довольно-таки странное занятие, и с этим мы тоже разберемся. «Слушать», кстати, «музыку» стали сравнительно недавно, с появлением звукозаписывающих агрегатов. И с тех пор она особенно ускоренно стала претендовать на отдельный, самостоятельный вид искусства. А до этого она была сопровождением песни или танца. Именно так: музыка есть составляющая двух отдельных «больших» жанров — песни и танца. Все, что люди «слушают», пристегнув себя к наушникам, это либо песня, либо танец, «третьего не дано». Раньше люди слушали песни и танцевали танцы. Музыка в танце больше выделяется ритмом, в песне значительнее — мелодией. Но это грубое и вторичное различение песни и танца. Важным является иное отличие. Как музыка есть усилитель эмоций, постольку танец есть усиленная музыкой эмоция, не имеющая смыслового выражения. Никакого. Даже если исполнитель танцевальной мелодии что-то там напевает, то эмоции этого исполняемого никак не побуждают к созданию образа, то есть не творят художественный мир. Для примера попробуйте станцевать под «светит незнакомая звезда». Ритм вполне позволит исполнить с напарницей так называемый в семидесятые годы «медляк». Но разум будет постоянно мешать ногам двигаться и будет уводить в тот мир, который рождает песня, унося подальше от напарницы. Или, напротив, рискните создать образ какой-нибудь, слушая «есаул, есаул, что ж ты бросил коня…» и так далее. Ничего не выйдет, образ не сложится. И не потому что слова дрянные, а потому, что это не песня, она такой не задумывалась. Танец, то есть. Если вместо «есаул, есаул» поставить «му-му-му, му-му-му», ровным счетом ничего не изменится, кого-то, возможно, потянет подвигать ногами. Но это не значит, что песня это просто танец «с хорошими стихами». Одна советская певунья, помнится, положила на музыку стихи Тарковского-старшего (или кто-то ей положил) и плясала забористо под «лето прошло», предлагая присоединиться и плясать, и многие действительно плясали. То есть стихи, даже хорошие, не сделают танец песней. Таким образом, песня — это осмысленная эмоция, практически словотворчество, и в этом виде цельная семантическая единица, выраженная не одними только словами, но в своем выражении способная представить эмоцию в совершенно конкретной ситуации и моделировать ее повторение. То есть песня — это сложная семантическая единица, передающая эмоцию и выраженная в том числе музыкой. Это еще и понятно изложенная история пережитой эмоции с приглашением ее пережить вместе. Справедливы были еще недавно сетования о том, что трудно быть «послом рок-н-ролла в неритмичной стране». Страна действительно еще недавно любила песни, ритму выделяя место в клубе. Даже «советский» или «российский» рок всегда заметно клонился в шансон, и был по сути той же авторской песней, несколько более щедро инструментально окрашенной. Создание песни требует особого дара. Как и восприятие песни требует от человека желания осмысливать происходящее с ним. Танец же оставляет чувства в бессознательном, предлагает их просто «выплескивать». Давняя война эффектной бессмыслицы со смыслом в производстве «музыки» особенно заметна стала в последнее время и вполне характеризует отсутствие в людях желания быть друг для друга понятными. «Выплескивание» совсем заменяет всякое понимание. Люди словно устали рассуждать о происходящем и всем миром пустились в пляс. Танец победил песню, ярчайшим представителем которой в нашей стране был Владимир Высоцкий, сумевший спеть, осмыслить свою эпоху, создать ее точный художественный, музыкальный образ.
