С ПЯТНИЦЫ НА ПОНЕДЕЛЬНИК Записки рок-провинциала (1987)
С ПЯТНИЦЫ НА ПОНЕДЕЛЬНИК Записки рок-провинциала
Областной храм Мельпомены выглядел не по себе. В щелевой поток высоко-стеклянных входных дверей гудели выходные скопления тинейджеров и тех, кому в клуб «за и под». Пахнуло стадионом, а, может, и Вудстоком камчатского масштаба.
Поделом тебе, старая перечница, — посочувствовал я доисторической, прикипев на ходу обалдевшим взором к веселенькой фотографии мрачного парня, без устали и, видимо, по зову Гиппократа показывавшего всем протекающим добротных размеров рок- язык. Ощутил гордость нештатного выпускника медвуза (детский терапевт? психо..?).
Кажется, это что-то из Мальцева, — вздохнула глубоким разрезом сбоку юбка а-ля Мадонна.
Нет, — освежённо возразил я с видом рок-пенсионера, — это из Джеггера.
На этом наш диалог был стерт сталелитейным пассажем турбовинтовой соло- гитары. ( — На реактивную аппаратуры нет, — пискнула, прошуршав мимо, свежеобесцвеченная копешка).
Просачиваясь в битковатый зал, заметил: появившись со стороны буфета, дряхлеющая муза повела, напрягая шпагатик смены эпох и поколений, содрогающийся под порывами рок-урагана храм в полет. Подагрические ноги несли старушку в закулисное ущелье солнцезащитного коридора, и все это напоминало запуск первого в истории человечества воздушного змея: торжественно и дико.
В порядке частного нота-бене на полях ускорения в сфере соцкультбыта замечу: нынешняя молодежь доживет до того осветленного обархитектуренного надеждой дня, когда из сморщенных в куриную гузку (но пока ещё свежих) ртов шепеляво разрадостнится: ешть швой жал в швоем доме молодежи! Предштавим наших счастливых деток и мышленно прошлезимшя, граждане.
...Плюхнувшись в одно из шестисот ало-красных кресел рядом с кем-то самопально «обваренным» с головы до ног, прикинул, что имеем. Вышло сердито: «160 меридиан» — координата города, имя фестиваля и — рок-панорамы, серия концертов в лучшем зале на тысячу миль окрест. Есть дома рощенные «Календарь», «Визит», «Кинас» и «Факт» (это то, что я видел и слышал сам, за остальных — не ручаюсь). Есть рощенные тоже дома, но не совсем у нас – «Ноль», «Телевизор» и «Зоопарк». Под перечисление «гвоздей» сердце забилось по самую шляпку: молотки, ЦМИ «Поиск»! В промежутках ощутил себя в точке соприкосновения с рок-культурой нашего северо-востока и нашего же северо-запада. Но скепсис безутешного провинциала взял свое: «Легендарные» гм!? Камчатские — хо-хо?!
Пятницу и субботу чувствовал себя много выше среднего, даже исключительно: зал был полон наполовину, город безнадежно «скепсился» и не шел. Воскресенье прорвало. Смотрел завсегдатаем. «Ноли» и «Телевизоры» оставили от междометий ошметки. За .ними и другие почти засмотрелись. Но «гвоздили» именно они.
«Ноль» первым номером. И первое же — нелепо: простоквашинский баян грянул смычкой города и села. Это — рок?! Оказалось, — больше: не обмусоленный рекламой масс-культуры импорт, а то, что рядом, и даже больше — внутри; то что мы скрупулезно выцеживаем из патриархальных сел и псевдоурбанизированных пригородов, вымасливаем и выщелачиваем, а уж потом подаем на экспорт с биркой «русское-народное: частушка!» Для земляной, а тем более, — асфальтово-гравийной соли куплетов мы слишком ханжи. (А в академическое издание русских сказок заглядывали? То-то! А анекдоты?) Впрочем, не до славословий — надо слышать, как работает «дядя Федор», Федор Чистяков, как торжествующе-победно и протяжно до боли (правда, нарочитый эпатаж порой сбивает с панталыку) гуляет его баян. «Ноль» эпатирует? — для 19 лет «дяди Федора» это естественно.
«Ноль» — стилизация? — пожалуй, нет. Слишком откровенен Чистяков для этой дамы. «Ноль» поет? — нет, он во всю глотку «дяди Федора» орет, как и орут частушки, скажем, в Сибири. Есть еще вопросы? Наверняка воз и маленькая тележка. Но — надо слышать и видеть. Все станет на свои места. Описывать — безнадежно. Цитировать? Фольклор?! впрочем, нате! — «наши чувства, как полено: ни поднять, ни опустить... Сегодня мы ждем, к нам придут «герлы» (в переводе с ливерпулийско-нижегородского — красны девицы облегченного поведения)... «Дядя Федор» ерничает.
— Что вы, что вы! — зашикали в парадном партере. — «Это важные сынки богатых родителей», — страдательно злится он, выколачивая коврово-хрустально-раззолоченные души новоявленных купчиков — «деловых людей»...
Есть художники-примитивисты: француз Руссо, грузин Пиросмани, русский Честняков. У них — все как есть, чересчур, но по-своему. Эстеты говорят, что наивно и грубо. А смотришь – не насмотришься. Рок-музыкантов из таких пока не было. Теперь, похоже, есть — «дядя Федор» и группа «Ноль». Это — по-русски во всяком случае.
...«Телевизор» и его программа в отличие от «Ноля» выглядят вполне по-европейски (культура музыки, культура текста). Когда услышал о некотором беспокойстве по поводу приезда «слишком перестроечных групп», снисходительно улыбнулся. Когда услышал «Телевизор», понял, это — о нем. Это слишком серьезно, это слишком настояще. «Твой папа — фашист» звучала эхом «Покаяния» Тенгиза Абуладзе. Это надо смотреть, это надо слушать. Очень, даже слишком очень внимательно. «Твоя любовь — это страх. Он может прогнать, он может убить». Это — оттуда же, из этой песни и из этой эпохи, о которой один из лучших советских фильмов. Зал слушал, настороженно и впитывающе.
Надежный критерий — наличие собственного лица. Лицо «Телевизора», мрачное, но открытое, без тени слащавого грима веселеньких ВИА, — лицо человека нашего времени от четырнадцати до тридцати. Он не герой, он не идет ломать «стену», он уходит в свои сны за своей свободой: «Оставьте меня а покое». Он уходит от фальши: «Ваши дети уходят. Можете спать спокойно. Они никогда не вернутся». Это — пока. Это — сейчас. Дорога в никуда кончается возвращением. Каким оно будет, — покаянным, или?.. Ждать трудно, но пока ждем. і
Ждать трудно, но пока верим. Трудно, особенно когда пред ясны очи разворачивает чернокнижную магию группа «Телевизор». Трудно, хочется думать. Думать о том, что пока еще часто остается за кадром сознания. Слишком часто остается. Об этом тревожно. Порой даже жутко. Об этом надо думать и говорить. Это уже возвращение. Не покаянное. Об этом — «Телевизор».
...Пора закругляться, — шепнула омоложенная нашествием рок-гостей Мельпомена. Пора начинать, переосмыслил я. — Когда гремят пушки, музы молчат. Но когда — электрогитары, это, по вашему, уважаемая, ведомству.
Сейчас, сейчас, — подмигнула доисторическая и, сунув а рот два пальца, засвистала рок-соловьем.
Браво, — перевел я эмоцию на язык, более понятный немо хранящим святые традиции стенам областного храма культуры. Мрачное эхо гулко зыркнуло в ответ из дальнего угла опустевшего зала. Понедельник. 28. Полночь.
