Гоните его! Не верьте ему! Он врет! Он не знает-как надо! А.Галич.
Я, грешным делом, всю свою короткую советскую жизнь несколько недолюбливал диссидентов. Особенную же неприязнь у меня всегда вызывал обычай этого малого народца вкушать пищу духовную из какой-нибудь грязной посуды, а то и прямо из мусорного бачка. Я имею в виду манеру ссылаться на слова каких-нибудь “Галича”, “булатика-окуджаву” и других популярных куплетистов в качестве некоего “духовного ориентира”. Нет, нет, господа, воспомянем эти кухни, табачную вонь, полупустую "емкость” с водярой, тут же рядышком и прокисшие помидоры в банке, и заляпанная кофием книжечка издательства “Посев” (внутри, очевидно, разумное, доброе, вечное), и, наконец, задушевное — “помните, у Булата...” (с пифагорейской интонацией “сам сказал!”). Из Пушкина эти люди знали ровно две цитаты — про “бессмысленный и беспощадный” сами знаете что, да еще про “черт меня догадал родиться в России с умом и талантом". Из Достоевского — что-то там такое слышали про "слезинку ребенка” (где? откуда? да и был ли мальчик? никто толком не помнил). В больших перцах ходил Пастернак, ибо “был умучен”, но знать его изустно было необязательно. Но Галич, Галич!
При всем при том против самих-то песенок Галича я вовсе ничего не имею: они были забавны и по-своему даже милы, их можно послушать “где-то как- то", с тем же настроением, с каким можно почитать стихи “губермашки”. Но мне решительно не нравилось, когда на мое робкое замечание о том, что, может быть, "большинство" не всегда неправо, в качестве убойного аргумента какой-нибудь дядька, вусмерть обдолбанный “бибисёй" и "Свободной Европой”, выкрикивал что-нибудь вроде “...а быдло сбивается в кодлу и счастливо скотским единством!!!!!" Мне всегда казалось, что отвечать на разумный аргумент гунявыми стишатами, по меньшей мере, невежливо.
Оставим, однако, все эти воспоминания и обратимся на само дело. Стишки “галича”, если принимать их хоть сколько-нибудь всерьез, легко относимы не только к “клятым большевикам" (в которых он, собственно, и метил), и не только ко всем прочим “радетелям за народ” (включая клятых америкосов”). Они относимы вообще к любому человеку, который имеет нечто предложить остальным.
Изобретатель колеса не только соорудил саму вещь, но и заявил тем самым, что знает, как делать колеса, и, главное, что это НАДО делать. Последствия были? Были. Все ли последствия этого изобретения были хороши? Отнюдь нет. Сволочь он получается, и не надо было его слушать? Да вроде не сволочь, и слушать было все-таки надо. Точно так же автор знаменитого письма к Рузвельту тоже заявил: я знаю, что атомную бомбу сделать можно, и делать ее НАДО. Бомбу сделали. Последствия были? Были. Все ли последствия этого изобретения были хороши? Да нет, ужасные. Сволочь он получается, и не надо было его слушать? Язык не поворачивается сказать “да”? Вот то-то.
В этом смысле любой человек до чего-то додумавшийся, и поделившийся своей идеей с другими, уже тем самым говорит: “Я знаю как надо”. Политические идеи в данном случае развиваются по той же самой логике. Кстати, нельзя сказать, что социальные реформаторы оказали большее влияние на развитие человечества, чем те же ученые. Просто их “больше видно”, поскольку число политических идей довольно-таки ограничено, а конкуренция там большая. То, что разные “ампиловы” и “гайдары” громко радеют за народ и зазывают “идти сюды” (то есть, рекламируют себя и свои идеи), ничем не лучше и не хуже рекламы памперсов, эфералгана-упсы или (возьмем предмет почище) теории физического вакуума (в науке тоже существует конкуренция). Производитель памперсов тоже говорит: “Я знаю как надо”. НУ И ЧТО?
Галич, разумеется, все это прекрасно понимал. Ему-то просто хотелось как-нибудь обругать ненавистных коммуняк, неважно уже за что. При этом он выбрал самый гадкий способ: обхаять кого-то за то, что делают все. Ну, как совсем недавно в "Корчме” один паршивец попытался наехать на своего оппонента за то, что последний "порносайты смотрит”, прекрасно зная, что сей горестный упрек можно безошибочно адресовать любому пользователю сети мужеского пола.
На самом деле "галич” (как, кстати, и "губерман”) имел свои личные резоны ненавидеть “совок". Будучи типичным тусовщиком, клубным человеком, то есть, человеком для коньячка и компашки, он ненавидел социализм в основном за то, что “при социализме плохое пиво и нет ночных клубов”. Умеючи сочинять ехидные стишки, он с удовольствием зубоскалил по поводу унылых советских реалий и, говорят, спервоначалу немало удивлялся, что его песенки воспринимались окружающими идиотиками чуть ли не как глаголы, жгущие сердца. Хотя он быстро вошел во вкус этой роли и, отдадим ему должное, доиграл ее до конца. Впрочем, ему не оставили выбора. Шедший по его стопам “булатик окуджавка” скрупулезно учел все ошибки предшественника, и, откровенно копируя многие его приемчики, не только не довел дело до крупной ссоры с соввластью, но и преуютно при оной устроился — пользуясь одновременно в оппозиционных кругах славой “инакомыслящего".
Еще раз повторяю: я ничего не имею против куплетов Галича и прочих “буб касторских”: почему бы и не послушать их?
Нет ничего плохого в том, что кто-то “радеет за народ” и пытается убедить всех в том, что он “знает как надо”. Заявлять, что “радетель” непременно врет, по меньшей мере, преждевременно. Имеет смысл оторвать ненавидящий взор от памятника двадцати шести бакинским комиссарам, разуть глаза и посмотреть по сторонам. И увидеть, что весь наш мир от последнего чума и до Дворца Наций включительно создан социальными реформаторами - и никем иным. Радетелями за народ. Да, некоторые социальные реформы оказывались преотвратными. Но люди все идут и идут на то, чтобы ставить эксперименты над собой, в надежде хоть на шаг приблизиться к тому, что они считают Добром и Справедливостью.
Разумеется, всегда можно сказать, что игра не стоит свеч. Но кто это говорит? В основном, те, кто считают себя способными “себя благоустроить” при ЛЮБОМ более или менее стабильном порядке, лишь бы только ничего не менялось.
Существует порода людей, у которых есть талант “пролазить куда им надо”. Больше ничего они, как правило, не умеют, но ЭТО они умеют отменно. Никогда не поднимаясь на самый верх (ибо оттуда далеко падать), но и ни в коем случае не оказывась внизу (ибо там холодно и голодно), они пристраиваются там, где больше корму и неопасно. Единственное, чего такие люди боятся — это перемен, любых перемен, ибо, когда распадается связь времен, становится непонятно, “где хорошо". Эта публика убеждена, что любые общественные потрясения — от лукавого, и природно, чревно, пузно ненавидит всяких там революционеров, “праативных мущин”, которые “жывую жызнь не любют” и способны “без. малого даже содрогания” растоптать сапожищами насиженные гнездышки на гагачьем пуху, кои они долго и любовно свивали для себя.
