ВОСПОМИНАНИЯ, СВЯЗАННЫЕ С САМОДЕЯТЕЛЬНОЙ ПЕСНЕЙ /Знакомство с дневниковыми записями/ Две беседы – 7 и 14 февраля 1968 года, записанные на магнитофон Курчевым Н.Ф. Ленинград
Предисловие
Сталина Мишталь – председатель клуба самодеятельной песни при Дворце культуры имени Ленсовета в г. Ленинграде, попросившая отставку с этого поста в связи с предстоящим в марте отъездом на Камчатку на работу по контракту примерно на три года. В связи с этим и были проведены беседы. К сожалению, последняя – третья – беседа не состоялась, поэтому воспоминания обрываются маем 1966 года.
ОДНОЙ ИЗ основных причин проведения бесед явилось желание членов клуба сохранить для клуба воспоминания человека, который давно увлекается самодеятельной песней, лично знаком со многими известными авторами и исполнителями, часть которых побывала у нее на квартире на традиционных "четвергах" – импровизированных вечерах песни за чашкой чая. Сталина Мишталь успела сделать многое для популяризации самодеятельных песен, сплочения актива любителей самодеятельной песни и создания клубов самодеятельной песни в г. Ленинграде.
Нам кажется поэтому, что ее воспоминания, подкрепленные выдержками из дневниковых записей, могут представить общий интерес.
Н.Курчев.
Запись бесед
КУРЧЕВ: Сталина, будь добра, расскажи, пожалуйста, поподробнее, как ты впервые познакомилась с самодеятельной песней, и что было потом!
МИШТАЛЬ: Ну, начало всех начал, собственно... это поездка на Алтай, на Телецкое озеро. Начало... Тогда, в общем-то, и узнала я, что такое самодеятельная песня, что это такое и с чем ее едят. До этого все было так – постольку-поскольку, – а вот там это... оттуда я привезла первые восемьдесят песен. Причем попала я туда совершенно неожиданно, случайно, и было это в 1961 году. Десятого седьмого я попала туда. Захотелось на родину. Бийск – моя родина, кстати! Где при памяти своей я даже не была – и это мне было интересное самое. И вот – некоторые записи тех лет, сохранившиеся...
Запись 11.7.61. Я уже в Бийске. Сегодня – второй день. Уезжаю на четыре дня по Чуйскому тракту – писать абсолютно некогда. Всю ночь лил дождь – думали: все! Ан нет, разгулялось, сейчас полным ходом идут сборы. Мечтаю попасть на Телецкое – хрустальная мечта моего детства...
И попала. Попала вот уже 17-го числа, случайно. Все – не подготовлено ничего было – ехали по пути на Чуйский тракт и по пути заехали на Бийскую турбазу. Заехали в Бийскую турбазу – оказался там знакомый инструктор. Он предложил брату моему – с братом мы ездили – говорит брату, что он меня возьмет, просто присоединит к какой-то группе, и я поеду просто, ну... так! Оттуда – на Телецкое, на Артыбаш, на базу. Ну, я так и верчусь, что в понедельник надо прийти, и вот в понедельник я явилась. Явилась "туристкой" – с мешочком, с сеточкой, без всяких там рюкзаков, одежды – безо всего: так, на недельку съездить! Он на меня глянул и говорит... Вот такая запись:
... Понедельник. Виктор ушел на работу. Я начала собираться в поход: маленький рюкзачок, коробка с продуктами, были готовы. Я прибыла на турбазу города Бийска. Звучит... Инструктор меня узнал, договорился с шофером. Порядок! Поговорили о группе, с какой мне идти, и по какому маршруту. Просит меня подождать и тут же ловит заросшего, обросшего паренька: – Знакомьтесь, это – инструктор Володя. – Очень приятно! Таня! – Называю себя Таней, вот холера-то! Быстренько окидываю его оценивающим взглядом с ног до головы: ну да, он, прямо скажем, весьма живописен – худощав, темный от загара, со светлыми очень усталыми, воспаленными глазами, светлые патлы волос из-под рыжеватой шляпы жеваной, штормовка весьма заслуженного вида, на щеке – жировик на самой скуле, несколько искажающий черты его лица, чуть вздернутый нос, и рот с неправильным закусом зубов – слишком сильно выступают передние зубы – шрам на нижней губе...
Вот так это тогда... Вообще – волк такой, самый настоящий таежный волк! Страшная личность!
...Быстренько, в первом приближении, оглядываю группу: ничего особенного, выдающегося не вижу, и переключаюсь мыслями полностью на оставленных в Бийске родичей. Как выяснилось из разговора со старшим инструктором турбазы, присоединившись к этой группе, я возвращаюсь в Бийск 4-го, а выехать в Ленинград мне надо 5-го... Ситуация! А что делать? Не отказываться же от маршрута, да еще какого! До Артыбаша – на машине, с ночевкой в пути, затем – два дня отдыха на турбазе на берегу Телецкого озера в горах Алтая, затем – 8-10 дней поход по озеру на лодке /большой там, где 20-30 человек умещается там/, три дня кольцевой-пеший, снова по Телецкому. на базу, отдых и затем – сплав по Бие по порогам до Бийска... Вообще – убиться можно! Я не задумываясь соглашаюсь. Четко у меня с родственниками – их не перечесть в Бийске – основное: тетю Клашу и ее семью я видела! Итак, в путь!
Выехали мы в тот же день, часа в 2 дня. Братва попалась толковая: шутки, смех и песни не стихали всю дорогу! Ночевка. Ужин...
Ну так вот, получилось так, что когда мы прибыли на базу, то впереди нас уже шла слава о том, что едет песенная группа...
КУРЧЕВ: А что за группа?
МИШТАЛЬ: А получилось очень... Вот, получилось очень смешно: всего говорили и в машину как только сели, так – кто что знает! И оказалось, что многие знают одно и то же. И – сколько там? Два дня ехали до Артыбаша, и два дня, не прекращая, пели, то есть, из-за песен мы узнали друг друга, – и я даже запела, а я вообще в жизни ни разу не пела, и слов не помнила, и мотива вроде бы у меня нету, и они не укладывались тогда, а тут запела, запела, запела и засолировала даже, – в общем, все поют, и я пою!
Приехали на Артыбаш, там уже нас встретили, как какую-то очень дружную песенную группу – слава пошла, значит, впереди нас раскатала.
Ну и... там прожили недолго. И, в общем, весь поход, он был, как раз вот, сопряжен с песнями. Песни писались... какой-то навал такой вот, шел лавиной такой. Причем, еще повезло: когда мы попали на самую дальнюю точку Телецкого озера, там встретили группу москвичей, которые со своими байдарками дикарями приехали из Москвы, чтобы проехать по Телецкому озеру на байдарках половить рыбку. В группе была моя подруга детства, которую я не видела лет семь. И вот мы встретились там – Нина такая Фигова, – она здесь кончала наш этот... Военмех. И, в общем, мы с ней там тогда встретились, и наши группы так воссоединились – те поют и эти поют: они – группа "спетая, спитая, слеженная, схоженная" – десять человек, три девчонки. Парни – басы, две гитары. Романсы они пели классически совершенно, очень красиво! И песен знали несметное количество. Собственно, они были, москвичи тогда... москвичи знали песен в ту пору уже больше, вот, и оказалось, когда стали выяснить – откуда я-то знала раньше, вот, песни, раньше-то откуда они до меня доходили? – до меня тоже из Москвы доходили песни! Нина училась в Пединституте вместе с Юрием Визбором, понимаете! И поэтому, когда, собственно вот, приезжали они сюда, вот, на Карельский перешеек они ходили, на Кольский полуостров уезжали раньше – это раньше, это все вот раньше... это все, примерно, в те же... в 1961 году, до 1960-го года даже! Где-то с 1955-го,вот с какого, примерно, времени! Еще раньше!. В общем, это было тогда, когда они учились. А они учились вместе. И о песнях Визбора... вот эта вот: "Ветер поземку крутит..." – эта, вообще, была ей посвящена песни. Это вообще...
КУРЧЕВ: Как ее фамилия?
МИШТАЛЬ: Агафонова. Она сейчас под Магаданом в, Усь-Олчуге. И она в Усть-Олчуг сразу уехала тогда. Они тогда ходили одной группой, когда -участвовали все: Ряшенцев тогда у них был, Юрка Ряшенцев, вот, Визбор, все вот, Нинка Агафонова, Кусургашев – в общем, целая группа людей, с которыми я тоже училась в школе когда-то в средней. Ну, так случайно это все – совпадение. И потом, когда уже Визбор, так сказать, вышел на сцену, уже, так сказать, на большую публику, я к нему подошла, напомнила его начало – много было радости, конечно! – сразу же тогда я отправила пленку Нинке, сразу с концертом.
Так вот, я отвлеклась от этого, от Артыбаша, потому что тут... тут вот, почему я вспомнила, что Фигова-то она ж тоже из Москвы, тоже группа и те же люди, которые все там между собой связаны были. Ну, естественно, сразу первое, что началось, это между двумя, значит, в стыке – пошло! – записи текстов. Много текстов стали писать – это первое, с чего все началось. Мы уже не разлучались до самого конца – они по Бие по порогам тоже сплавлялись уже с нами. В Артыбаше мы дали заключительный концерт – очень так весело и мило! И когда я приехала уже, вот, оттуда, так зараза эта во мне уже сидела! – переписывать, я уже стала перепечатывать, появился у меня первый сборничек – это было где-то, черт-те где, 1961 год.
Потом... собственно, что? Потом еще такой толчок был песенный – экспедиция, 1962 год. Собственно... да, 1962, по-моему! В 1962 году я умотала в экспедицию в Салехардскую. Там вот... там оказалось уже другое: там не столько новых было, сколько было жадного восприятия того, что у меня было накоплено, то есть, все мои песенники были уже несколько раз переписаны, и все надо было, значит, в голосе все это восстанавливать – мелодии, как-то, значит, это самое, все... Тогда же со Славой мы встретились, вот, тогда же он же в этой же экспедиции был, Лейкин.
И тогда же он мне спел своих несколько песенок, которые я вот... "Лягушка по дорожке" – песенка, вот, мотив я сейчас не помню... Ну, в общем, вот песни 3-4 он мне напел тогда своих и, в общем, это все, все воспринималось петь хором очень часто и большой популярностью пользовались именно те песни, которые привезены с Телецкого. Ну, тогда были в самом ходу, в моде, это "От злой тоски не матерись" и... этот... "Где-то бабы живут на свете" и эти самые... "Перекаты". Вот такое, самое любимое, без которых не обходилось ни одно песенное мероприятие, ни один вечерок ни одна бутылочка не обходилась без этих песен.
Вот... Потом вернулась я из экспедиции. Эрка /брат Эрнст/ был здесь. Песни, так сказать, как-то вот они тогда еще в ту пору они существовали – я сейчас просто вспоминаю, потому что тогда они существовали... вот тогда, когда я приехала в экспедицию после Телецкого, вот тогда я пошла в лес. До этого я в лес не ходила. Вот тогда я надела рюкзак...
КУРЧЕВ: В том же году?
МИШТАЛЬ: Нет, это было в 61-м. Я приехала и сразу отправилась в лес. Потом я уехала в экспедицию – экспедиция меня только подтолкнула. Тут уже /неразборчиво/ ...я еще не знаю. Но я уже слышу о том, что вот Вихорев поет, Лосев поет, Полоскин поет, Кособоков поет, но тогда еще Генкина не так слышно было, Цветков поет, – вот тогда же он пел еще.
То есть, уже появились какие-то вот такие... в ту пору появились какие-то фигуры, которые образовывали центр выхода в лес. Вот так – по моему ощущению... я не знаю, как это... О Лосеве. И вот – Кавголово. Это – часто и здорово! И вот там я в первый раз услышала там уже, так сказать, о личности Лосева и... Да, это сразу после моего дня рождения, – я вспомнила о том... Правильно!.. Эта запись у меня была в день рождения. В Кавголово, 25 марта...
Из записи 25.03.63. "...Поздоровались. Скромненько сели на лавочку супротив. Приготовились слушать. Несколько песен с прошлого раза где-то жили внутри, просили выхода, хотелось еще раз услышать. На просьбу спеть последовала реакция – полнейшее пренебрежение к просьбе. Я разозлилась. Ощетинилась. По глазам вижу, что это его забавляет. Злюсь пуще прежнего, но выдерживаю. И, чтобы избежать пристального взгляда, зажигаю маленький огонечек свечи, тушу верхний резкий открытый свет, и поединок продолжается, только я теперь на более выгодной позиции – в тени большой кружки, стоящей между мной и свечкой – то есть, в полумраке, только Лосев освещен достаточно хорошо. Успокаиваюсь, потихонечку остываю и уже спокойно, с любопытством /неразборчиво/... слишком резко и неприятно ворвался в лирику песен такой вопрос-насмешка: – Чего вы там притихли? Скажите хоть что-нибудь! Как вас зовут, что ли? – Отделываюсь шутками... Ушли... Вот и все, пожалуй! /смотрит в записи/. И снова Лосев, совсем другой...
Следующая запись: "...Самоуверенный, честолюбивый, избалованный, резковатый, улыбчивый, певучий, взбудораженный, напряженный и подчас усталый /неразборчиво/ ... измученный, но не подающий вида, что называют "тянет на соплях", на самолюбии, на жестком "надо", раз народ ждет. Короче, любимец публики, оправдывающий ее доверие..."
Вот таков Лосев был, значит, где-то в начале марта 1963 года. /Смотрит в записи/. Сейчас... Еще есть такая же... штучка. А! Вот новый Лосев!
Из следующей записи: "...В понедельник он обещал принести пленку Клячкина. Принес. Открыла дверь, пригласила раздеться. Сели. Первая фраза – так... о чем-то, между прочим, чтобы не молчать. Пришел Эрнст. Я исподволь тихонечко наблюдаю: нет, совсем не тот человек! Куда что девалось? Спокойный, приветливый, чуточку усталый и очень простой в обращениях и в разговоре, будто он уже много лет бывал у нас и снова пришел после небольшого перерыва. Все очень легко, без нервозности, без возбуждения, тихонько слушал музыку. Слушали музыку, обменивались впечатлениями, стихами, рассказами, рассказами, строили планы. Потом дружно мыли посуду и дружно, с аппетитом, обедали. Просто и хорошо! Эрка убежал к Пеликанам /к приятелю/, мы остались записывать песни. Распелся. Пришло вдохновение. У меня давно вертелось в голове – Лорка. Очень хотелось положить на музыку его дивные стихи. Я открыла и подала их Лосеву. Сказала, как они звучат у меня, в каком ритме, попросила спеть и включила магнитофон. Получилась неплохая импровизация. А, может быть, песня родилась? Открыла второй текст. Снова сразу пришел мотив. Записали и его. Оба сидели такие удивленные: стоп, давай остановимся на этом!
Полночь. "Ну, пора, пойду!" – "Хорошо, согласна. До четверга! Спокойной ночи!" – и все. Давно не было так хорошо у нас дома, давно не было жизненного пульса такого хорошего наполнения! Я, как вдруг будто проснувшись, сказала: "Какой беспросветный год я прожила – как в могиле, – а ведь кругом-то, оказывается, жизнь! Придется наверстывать!".
И вот из этих... вот из этого, собственно, из таких вот встреч родился первый "четверг". В том же марте – буквально на следующий четверг – он оказался уже началом "четвергов", тот четверг... тот... тот вот... тот вот – мы тоже в четверг встретились, – тот был, такой, вроде мы вдвоем... втроем сидели... да, а тут уже назначено было, потому что... мм... захотел... ну, тут, собственно, все записано.
Из следующей записи: "...Вчера был первый песенный четверг. Договорились встретиться на следующей неделе. Был Лейкин и иже с ним. Был Лосев, были мы: мама, я, Эрик. Игорь принес магнитофон и убежал. Цель встречи – знакомство Лосева и Лейкина. Оно было достигнуто к взаимному их удовольствию. Лейкин "пустил слюну", а мне было как-то не так..."
Хм!.. Вот. И договорились мы в тот же четверг, договорились встретиться снова. А потом было интересно, вот еще – я даже не знаю: тут немножко не... не о песне, но дающее, так сказать, продолжение... Тут, понимаете, как получилось! Шестого числа был вечер поэтов во ВНИГРИ. И там оказался Клячкин. Там я его в первый раз услышала. Казалось бы, это просто вечер поэтов, да? Но вечер поэтов, который кончился, так сказать продолжением у нас, уже с новым, вновь прибывшим Клячкиным, и как бы, так сказать, расширенный "четверг"... Ну, я не знаю – имеет ли смысл читать?..
КУРЧЕВ: Если есть там впечатления о Клячкине, то имеет смысл.
МИШТАЛЬ: Нет, о Клячкине есть впечатления, но есть ли смысл прочитать вообще о вечере? Или прямо... Я лучше тогда прочту!
"...Приятным сюрпризом было приглашение на вечер Клячкина..."
Ну, я так, два слова тогда – минуточку!.. Был вечер поэтов, и там, значит, я скажу кто: Агеев, Тарутин, Горбовский... Горбовский причем... все это очень интересно... /смотрит в записи/... но тут немножко тогда отклонимся мы... Великолепно читал Горбовский, совершенно! Он вообще читает очень здорово... /опять перелистывает записи с сожалением/. Нет, ну это тут целые страницы – стоит ли? /Решила лишнее не зачитывать/. Ну вот:
"...Приятным сюрпризом было приглашение на вечер Клячкина. До вчерашнего дня я слышала его песни только в записях. Записи хорошие, пользовались успехом у слушателей. Тем приятней было увидеть его на сцене переполненного зала. Невысокий рост, ладная фигура, черная голова, темные глубоко посаженные глаза в черном обрамлении ресниц и бровей, полногубый выразительный рот, глаза грустные, улыбка застенчивая и чуточку грустная. И песни, даже ритмичные, веселые, все равно чуть-чуть грустные. Много лирики, истинно поэтических вещей. Залом он овладел сразу и до конца. Каждую песню слушали, затаив дыхание, и провожали радостной овацией. На вечере с нами был и Лосев. Он знаком и дружен с Клячкиным, познакомил его с Эрнестом. Пригласили к нам на чашку кофе. Просто захотелось посидеть дома, тихонечко, тесным кругом. Вывели из зала совсем своих близких: Лейкина, Таню, Олю с Володей, Лосев, Клячкин и нас двое. Накупили всякой всячины, сварили кофе и сели пировать. Заспорили о поэзии, сцепились – и пыль столбом! Женя быстро овладел вниманием и с апломбом начал излагать свое кредо! Слушали, давали высказаться, и очень точно и спокойно осаживали, когда он зарывался. Так что понял, стал проще, мягче, но еще хорохорился. Предложила снять пиджак. Разшаркался, снял... Ещё один слой официальности, как шелуха, отброшен в сторону! Ну, мой дружище, смелей вылупливайся из оболочки! Вылезай наружу, какой ты есть, покажись! Неожиданно выяснилось, что мы кончали один институт, один факультет, только в разное время. Имеем массу общих знакомых... И все как рукой сняло! Сидел уже совсем-совсем свой человек! Расхулиганились, понеслись анекдоты, просто веселый треп! Вечер прошел очень здорово весь, от начала до конца. Приятно, давно мы мечтали о таких вечерах для песни!.."
Вот, останови-ка магнитофон на минуточку! Или продолжу? Хотя здесь вот был вечер геологов опять... И тут я открыла Лейкина как-то по-настоящему! Вот, когда я в Салехарде с ним была, я даже не знала, что он так вот пишет серьезно. Как-то все это было ближе к песне. В шутливой форме все как-то, в общем, не раскрывался он. А до Салехарда я его вообще не слышала. И вот, только вернувшись из экспедиции, я впервые услышала его со сцены. И была страшно поражена. Причем он тоже меня "продрал" в этом самом стихотворении. Тут же я профигурировала...
