ВОСПОМИНАНИЯ СВЯЗАННЫЕ С САМОДЕЯТЕЛЬНОЙ ПЕСНЕЙ /Знакомство с дневниковыми записями/ Две беседы - 7 и 14 февраля 1968 года, записанные на магнитофон Курчевым Н.Ф„
Ленинград
Предисловие Сталина Мишталь - председатель клуба самодеятельной песни при Дворце культуры имени Ленсовета в г. Ленинграде, попросившая отставку с этого поста в связи с предстоящим в марте отъездом на Камчатку на работу по контракту примерно на три года. В связи с этим и были проведены беседы. К сожалению, последняя - третья - беседа не состоялась, поэтому воспоминания обрываются маем 1966 года. Одной из основных причин проведения бесед явилось желание членов клуба сохранить для клуба воспоминания человека, который давно увлекается самодеятельной песней, лично знаком со многими известными авторами и исполнителями, часть которых побывала у нее на квартире на традиционных "четвергах"- импровизированных вечерах песни за чашкой чая. Сталина Мишталь успела сделать многое для популяризации самодеятельных песен, сплочения актива любителей самодеятельной песни и создания клубов самодеятельной песни в г. Ленинграде. Нам кажется поэтому, что ее воспоминания, подкрепленные выдержками из дневниковых записей, могут представить общий интерес. Н. Курчев.
Запись бесед КУРЧЕВ: Сталина, будь добра, расскажи, пожалуйста, поподробнее, как ты впервые познакомилась с самодеятельной песней, и что было потом! МИШТАЛЬ: Ну, начало всех начал, собственно - это поездка на Алтай, на Телецкое озеро. Начало... Тогда, в общем-то, и узнала я, что такое самодеятельная песня, что это такое, и с чем ее едят. До этого все было так, постольку - поскольку, а вот оттуда я привезла первые восемьдесят песен. Причем попала я туда совершенно неожиданно, случайно, и было это в 1961 году. Десятого июля я попала туда. Захотелось на родину. Бийск - моя родина, кстати! При памяти своей я там даже и не была, и это мне было интересно самой. И вот - некоторые записи тех лет, сохранившиеся... Запись 11.7.61. Я уже в Бийске. Сегодня - второй день. Уезжаю на четыре дня по Чуйскому тракту - писать абсолютно некогда. Всю ночь лил дождь - думали: все! Ан - нет, разгулялось, сейчас полным ходом идут сборы. Мечтаю попасть на Телецкое - хрустальная мечта моего детства... И попала. Попала вот уже 17-го числа, случайно. Все - не подготовлено ничего было - ехали по пути на Чуйский тракт и по пути заехали на Бийскую турбазу. Заехали в Бийскую турбазу - оказался там знакомый инструктор. Он предложил брату моему - с братом мы ездили, говорит брату, что он меня возьмет, просто присоединит к какой-то группе, и я поеду просто, ну...так! Оттуда - на Телецкое, на Артыбаш, на базу. Ну, я так и верчусь, что в понедельник надо прийти, и вот в понедельник я явилась. Явилась "туристкой" - с мешочком, с сеточкой, без всяких там рюкзаков, одежды, безо всего - так, на недельку съездить! Он на меня глянул и говорит... Вот такая запись: ... Понедельник. Виктор ушел на работу. Я начала собираться в поход: маленький рюкзачок, коробка с продуктами, были готовы. Я прибыла на турбазу города Бийска. Звучит... Инструктор меня узнал, договорился с шофером. Порядок! Поговорили о группе, с какой мне идти, и по какому маршруту. Просит меня подождать и тут же ловит заросшего, обросшего паренька: - Знакомьтесь, это - инструктор Володя. - Очень приятно!, Таня! (назвала себя Таней, вот холера-то!) Быстренько окидываю его оценивающим взглядом с ног до головы. Ну, да, он, прямо скажем, весьма живописен: худощав, темный от загара, со светлыми очень усталыми, воспаленными глазами, светлые патлы волос из-под рыжеватой кляпы жеваной, штормовка весьма заслуженного вида, на щеке - жировик на самой скуле, несколько искажающий черты его лица, чуть вздернутый нос, и рот с неправильным закусом зубов - слишком сильно выступают передние зубы - шрам на нижней губе... Вот так это тогда... Вообще - волк такой, самый настоящий таежный волк! Страшная личность! ...Быстренько, в первом приближении, оглядываю группу: ничего особенного, выдающегося не вижу, и полностью переключаюсь мыслями на оставленных в Бийске родичей. Как выяснилось из разговора со старшим инструктором турбазы, присоединившись к этой группе, я возвращаюсь в Бийск 4-го, а выехать в Ленинград мне надо 5-го... Ситуация! А что делать? Не отказываться же от маршрута, да еще какого! До Артыбаша - на машине, с ночевкой в пути, затем - два дня отдыха на турбазе на берегу Телецкого озера в. горах Алтая, затем - 8-10 дней поход по озеру на лодке (большой, там, где 20-30 человек умещается ), три дня, кольцевой-пеший,. снова по Телецкому, на базу, отдых и затем - сплав по Бие по порогам до Бийска... Вообще - убиться можно! Я, не задумываясь, соглашаюсь. Четко у меня с родственниками - их не перечесть в Бийске - основное: тетю Клашу и ее семью я видела! Итак, в путь! Выехали мы в тот же день, часа в 2 дня. Братва попалась толковая: шутки, смех и песни не стихали всю дорогу! Ночевка. Ужин... Ну, так вот, получилось так, что когда мы прибыли на базу, то впереди нас уже шла слава о том, что едет песенная группа... КУРЧЕВ: А что за группа? МИШТАЛЬ: А получилось очень... Вот, получилось очень смешно: всего три девочки и четыре парня с разных концов нашего Союза. Немного поговорили и в машину. Как только сели, так - кто что знает! И оказалось, что многие знают одно и то же. И - сколько там? Два дня ехали до Артыбаша, и два дня, не прекращая, пели, то есть, из-за песен мы узнали друг друга,- и я даже запела, а я вообще в жизни ни разу не пела, и слов не помнила, и слуха вроде бы у меня нету, и они не укладывались тогда, а тут запела, запела, запела и засолировала даже! В общем, все поют, и я пою! Приехали на Артыбаш, там уже нас встретили, как какую-то очень дружную песенную группу - слава пошла, значит, впереди нас раскатала. Ну и... там прожили недолго. И, в общем, весь поход, он был, как раз вот, сопряжен с песнями. Песни писались... какой-то навал такой вот, шел лавиной такой. Причем, еще повезло: когда мы попали на самую дальнюю точку Телецкого озера, там встретили группу москвичей, которые со своими байдарками дикарями приехали из Москвы, чтобы проехать по Телецкому озеру на байдарках половить рыбку. В группе была моя подруга детства, которую я не видела лет семь. И вот мы встретились там - Мина такая, Фигова - она здесь, в Ленинграде, заканчивала наш этот... Военмех. И, в общем, мы с ней там тогда встретились, и наши группы воссоединились - те поют и эти поют: они - группа "спетая, спитая, слеженная, схоженная" - десять человек, три девчонки. Парни - басы, две гитары. Романсы они пели классически совершенно, очень красиво! И песен знали несметное количество. Собственно, москвичи знали песен в ту пору уже больше, вот, и оказалось, когда стали выяснить - откуда я знала песни, раньше-то, откуда они до меня доходили? - До меня тоже из Москвы доходили песни! Нина училась в Пединституте вместе с Юрием Визбором, понимаете! И, поэтому, когда, приезжали они сюда, то на Карельский перешеек они ходили, на Кольский полуостров уезжали раньше. Это раньше, это все вот раньше... Примерно в 1961 году, до 1960-го года даже! Где-то с 1955-го, вот с какого, примерно, времени! Еще раньше! В общем, это было тогда, когда они учились. А они учились вместе. И о песнях Визбора... вот эта вот: "Ветер поземку крутит..." - эта, вообще, была ей посвящена. КУРЧЕВ: Как ее фамилия? МИШТАЛЬ: Агафонова. Она сейчас под, Магаданом в Усь-Олчуге. И она в Усть-Олчуг сразу уехала тогда. Они тогда ходили одной группой, участвовали все: Ряшенцев тогда у них был, Юрка Ряшенцев, Визбор, Нинка Агафонова, Кусургашев - в общем, целая группа людей, с которыми я тоже училась в школе когда-то, в средней. Ну, так случайно это все - совпадение. И потом, когда уже Визбор, так сказать, вышел на сцену, уже, так сказать, на большую публику, я к нему подошла, напомнила его начало - много было радости, конечно! Сразу же тогда я отправила пленку с концертом Нинке. Так вот, я отвлеклась от этого, от Артыбаша, потому что вспомнила, что Фигова-то она ж тоже из Москвы, та же группа и те же люди, которые все там между собой связаны были. Ну, естественно, сразу первое, что началось - записи текстов. Мы уже не разлучались до самого конца - они по Бие по порогам сплавлялись уже с нами. В Артыбаше мы дали заключительный концерт - очень так весело и мило! И когда я приехала оттуда, так зараза эта во мне уже сидела! - переписывать, я уже стала перепечатывать, появился у меня первый сборничек - это было где-то, черт-те где, 196I год. Потом... собственно, что? Потом еще такой толчок был песенный - экспедиция, 1962 год. Собственно...да, 1962, по-моему! В 1962 году я умотала в экспедицию, в Салехардскую. Там было уже по-другому; там не столько новых было, сколько было жадного восприятия того, что у меня было накоплено. То есть, все мои песенники были уже несколько раз переписаны, и все надо было, значит, в голосе восстанавливать – мелодии. Тогда же со Славой мы встретились, вот (тогда ведь он в этой же экспедиции был) - Лейкиным. (И тогда же он мне спел своих несколько песенок, которые я вот... "лягушка по дорожке"- песенка, мотив я сейчас не помню... Ну, в общем, песни 3 - 4 он мне напел тогда своих.) Большой популярностью пользовались и очень часто пелись хором именно те песни, которые привезены с Телецкого. Ну, тогда были в самом ходу, в моде, это "От злой тоски не матерись" и...эта..."Где-то бабы живут на свете" и эти самые..."Перекаты". Вот такое, самое любимое, без которых не обходилось ни одно песенное мероприятие, ни один вечерок, ни одна бутылочка не обходилась без этих песен. Вот... Потом вернулась я из экспедиции. Эрка (брат Эрнст) был здесь. Песни, так сказать, я сейчас просто вспоминаю, потому что тогда они существовали... и вот тогда, когда я приехала из экспедиции после Телецкого, я пошла в лес. До этого я в лес не ходила. Вот тогда я надела рюкзак... КУРЧЕВ: В том же году? МИШТАЛЬ: Нет, это было в 61-м. Я приехала и сразу отправилась в лес. Потом я уехала в экспедицию - экспедиция меня только подтолкнула. Тут уже (неразборчиво) ...я еще не знаю. Но я уже слышу о том, что вот Вихорев поет, Лосев поет, Полоскин поет, Кособоков поет, Генкин… но тогда еще Генкина не так ещё слышно было, Цветков поет,- он тогда еще пел. То есть, уже появились в ту пору какие-то фигуры, которые образовывали центр выхода в лес. Вот так - по моему ощущению...я не знаю, как это... О Лосеве. И вот - Кавголово. Это - часто и здорово! И вот там я в первый раз услышала там уже, так сказать, о личности Лосева и,.. Да, это сразу после моего дня рождения,- я вспомнила о том... Правильно!.. Эта запись у меня была в день рождения. В Кавголово, 25 марта... Из записи 25.03.63. "...Поздоровались. Скромненько сели на лавочку супротив. Приготовились слушать. Несколько песен с прошлого раза где-то жили внутри, просили выхода, хотелось еще раз услышать. На просьбу спеть последовала реакция - полнейшее пренебрежение к просьбе. Я разозлилась. Ощетинилась. По глазам вижу, что это его забавляет. Злюсь, пуще прежнего, но выдерживаю. И, чтобы избежать пристального взгляда, зажигаю маленький огонечек свечи, тушу верхний резкий открытый свет, и поединок продолжается, только я теперь на более выгодной позиции - в тени большой кружки, стоящей между мной и свечкой - то есть, в полумраке, только Лосев освещен, достаточно хорошо. Успокаиваюсь, потихонечку остываю и уже спокойно, с любопытством (неразборчиво)... слишком резко и неприятно ворвался в лирику песен такой вопрос-насмешка: - Чего вы там притихли? Скажите хоть что-нибудь! Как вас зовут, что ли? - Отделываюсь шутками... Ушли... Вот и все, пожалуй! (смотрит в записи). И снова Лосев, совсем другой... Следующая запись: "...Самоуверенный, честолюбивый, избалованный, резковатый, улыбчивый, певучий, взбудораженный, напряженный и подчас усталый (неразборчиво) ... измученный, но не подающий вида, что называют "тянет на соплях", на самолюбии, на жестком "надо", раз народ ждет. Короче, любимец публики, оправдывающий ее доверие..." Вот таков Лосев был, значит, где-то в начале марта 1963 года. (Смотрит в записи). Сейчас... Еще есть такая же... штучка. А! Вот новый Лосев! Из следующей записи: " …В понедельник он обещал принести пленку Клячкина. Принес. Открыла дверь, пригласила раздеться. Сели. Первая фраза - так... о чем-то, между прочим, чтобы не молчать. Пришел Эрнст. Я исподволь тихонечко наблюдаю: нет, совсем не тот человек! Куда что девалось? Спокойный, приветливый, чуточку усталый и очень простой в обращениях и в разговоре, будто он уже много лет бывал у нас и снова пришел после небольшого перерыва. Все очень легко, без нервозности, без возбуждения, тихонько слушал музыку. Слушали музыку, обменивались впечатлениями, стихами, рассказами, строили планы. Потом дружно мыли посуду и дружно, с аппетитом, обедали. Просто и хорошо! Эрка убежал к Пеликанам (к приятелю), мы остались записывать песни. Распелся. Пришло вдохновение. У меня давно вертелось в голове - Лорка. Очень хотелось положить на музыку его дивные стихи. Я открыла и подала их Лосеву. Сказала, как они звучат у меня, в каком ритме, попросила спеть и включила магнитофон. Получилась неплохая импровизация. А, может быть, песня родилась? Открыла второй текст. Снова сразу пришел мотив. Записали и его. Оба сидели такие удивленные: стоп, давай остановимся на этом! Полночь. "Ну, пора, пойду!” - "Хорошо, согласна. До четверга! Спокойной ночи!" - и все. Давно не было так хорошо у нас дома, давно не было жизненного пульса такого хорошего наполнения! Я, как вдруг будто проснувшись, сказала: "Какой беспросветный год я прожила - как в могиле, - а ведь кругом-то, оказывается, жизнь! Придется наверстывать!". И вот из этих... вот из этого, собственно, из таких вот встреч родился первый "четверг". В том же марте - буквально на следующий четверг - он оказался уже началом "четвергов", тот четверг... тот вот - мы тоже в четверг встретились,- был, такой, вроде мы вдвоем.. втроем сидели... да, а тут уже назначено было, потому что... мм... захотел... Ну, тут, собственно, все записано. Из следующей записи: "...Вчера был первый песенный четверг. Договорились встретиться на следующей неделе. Был Лейкин и иже с ним. Был Лосев, были мы: мама, я, Эрик. Игорь принес магнитофон и убежал. Цель встречи - знакомство Лосева и Лейкина. Оно было достигнуто к взаимному их удовольствию. Лейкин "пустил слюну”, а мне было как-то не так..." Хм!.. Вот и договорились мы в тот же четверг, договорились встретиться снова. А потом было интересно, вот еще - я даже не знаю: тут немножко не... не о песне, но дающее, так сказать, продолжение... Тут, понимаете, как получилось! Шестого числа был вечер поэтов во ВНИГРИ (Всесоюзный научно-исследовательский гелого-разведочный институт -прим ред). И там оказался Клячкин. Там я его в первый раз услышала. Казалось бы, это просто вечер поэтов, да? Но вечер поэтов, который кончился, так сказать, продолжением у нас, уже с новым, вновь прибывшим Клячкиным, и как бы, так сказать, расширенный "четверг"... Ну, я не знаю - имеет ли смысл читать?.. КУРЧЕВ: Если есть там впечатления о Клячкине, то имеет смысл. МИШТАЛЬ: Нет, о Клячкине есть впечатления, но есть ли смысл прочитать вообще о вечере? Или прямо... Я лучше тогда прочту! "...Приятным сюрпризом было приглашение на вечер Клячкина..." Ну, я так, два слова тогда - минуточку!.. Был вечер поэтов, и там, значит, я скажу кто: Агеев, Тарутин, Горбовский... Горбовский причем... все это очень интересно... (смотрит в записи)... но тут немножко тогда отклонимся мы.., Великолепно читал Горбовский, совершенно! Он вообще читает очень здорово... (опять перелистывает записи, с сожалением). Нет, ну это тут целые страницы - стоит ли? (Решила лишнее не зачитывать). Ну вот ... "...Приятным сюрпризом было приглашение на вечер Клячкина. До вчерашнего дня я слышала его песни только в записях. Записи хорошие, пользовались успехом у слушателей. Тем приятней было увидеть его на сцене переполненного зала. Невысокий рост, ладная фигура, черная голова, темные, глубоко посаженные глаза в черном обрамлении ресниц и бровей, полногубый выразительный рот, глаза грустные, улыбка застенчивая и чуточку грустная. И песни, даже ритмичные, веселые, все равно чуть-чуть грустные. Много лирики, истинно поэтических вещей. Залом он овладел сразу и до конца. Каждую песню слушали, затаив дыхание, и провожали радостной овацией. На вечере с нами был и Лосев. Он знаком и дружен с Клячкиным, познакомил его с Эрнестом. Пригласили к нам на чашку кофе. Просто захотелось посидеть дома, тихонечко, тесным кругом. Вывели из зала совсем своих близких: Лейкина, Таню, Олю с Володей, Лосев, Клячкин и нас двое. Накупили всякой всячины, сварили кофе и сели пировать. Заспорили о поэзии, сцепились - и пыль столбом! Женя быстро овладел вниманием и с апломбом начал излагать свое кредо! Слушали, давали высказаться, и очень точно и спокойно осаживали, когда он зарывался. Так что понял, стал проще, мягче, но еще хорохорился. Предложила снять пиджак. Расшаркался, снял... Еще один слой официальности, как шелуха, отброшен в сторону! Ну, мой дружище, смелей вылупливайся из оболочки! Вылезай наружу, какой ты есть, покажись! Неожиданно выяснилось, что мы кончали один институт, один факультет, только в разное время. Имеем массу общих знакомых... И все как рукой сняло! Сидел уже совсем-совсем свой человек! Расхулиганились, понеслись анекдоты, просто веселый треп! Вечер прошел очень здорово весь, от начала до конца. Приятно, давно мы мечтали о таких вечерах для песни!.." Вот, останови-ка магнитофон на минуточку! Или продолжу? Хотя здесь вот был вечер геологов опять... И тут я открыла Лейкина как-то по-настоящему! Вот, когда я в Салехарде с ним была, я даже не знала, что он так вот пишет серьезно. Как-то все это было ближе к песне. В шутливой форме все как-то, в общем, не раскрывался он. А до Салехарда я его вообще не слышала. И вот, только вернувшись из экспедиции, я впервые услышала его со сцены. И была страшно поражена. Причем он тоже меня "продрал" в этом самом стихотворении. Тут же я профигурировала... КУРЧЕВ: Что если зачитать? МИШТАЛЬ: Нет! Тут... тут прямо... КУРЧЕВ: Не стихотворение, а о том, как это произошло знакомство с Лейкиным. МИШТАЛЬ: Так нет, я вот говорю, что в экспедиции! Вот, была во ВНИГРИ на вечере клуба геологов. Я настолько была изумлена... измучена беготней за целый день, что - никаких эмоций, просто хорошо! Еще что здорово - на этом вечере открыла почти впервые Лейкина. Первый раз я его слышала весной прошлого года, потом - экспедиция. Но я его слышала так... мельком. Но я его знала, как остроумного парня, всегда он - душа компании... Нет, не получается Лейкин - все очень сложно! "Все очень здорово, сладко и тонко их рыжий Сережка" - вот что! (Смотрит в записи). Майские скалы, пожалуйста - майские скалы. Это уже 4-го, 5-го через месяц запись. О скалах народ мечтает всю зиму, предвкушают поездку. Обсуждают, вспоминают предыдущие скалы, планируют будущие. Где встанем, кто будет и так далее. Это были, по-моему, в общем, мои первые скалы... КУРЧЕВ: Это уже третий год, да? МИШТАЛЬ: А куда делись мои первые скалы? У меня были еще скалы без Тольки (сына). А тут уже с Толькой сразу... КУРЧЕВ: 1963 - первые должны быть! МИШТАЛЬ: 1963 я вижу, что скалы. А может, я сразу с Толькой вышла? КУРЧЕВ: Какого года эта запись? МИШТАЛЬ: Да нет... Вы остановите на минуточку, а? Пожалуйста, пожалуйста! Самое смешное, что, действительно, я помню, что были скалы 1963 года, с Толькой, а в 1962 году я ходила перед... Точно! Это как раз было перед экспедицией! Почему меня тогда и пришли провожать 50 человек, тогда, после скал в 1962 году. Точно! "Скалы” - так давно много раз я слышала это магическое слово: "Иду на скалы", "Был на скалах" и так далее. Трижды я была готова выйти со всеми вместе и трижды обстоятельства... Этакое безжалостное слово... лишали меня возможности побывать там. Еще осенью в ноябрьские праздники дала себе слово, что в мае я пренебрегу обстоятельствами и выйду на боевой крещение - на маевку! Сказано - сделано! Сбор 26 апреля в 10 часов вечера на вокзале. Все прекрасно - "идет рюкзак от хутора до хутора" - вот и появляется первая песня! Сейчас... (ищет запись). Первое, вообще, впечатление, представляете - первый раз "бабка" вылезла в лес, вот, после Телецкого озера! Я впервые иду на скалы, куда меня давным-давно уже манит... "...Сбор на вокзале, как всегда, всевозможные организационные неувязки. Основная часть группы задерживается, в общем, все как всегда. Выезжаем первые три человека: я, Виля, Витя, Смущает тяжесть рюкзаков. Смущают и предстоящие 18 километров. В 4 утра мы прибыли в Кузнечное. Рюкзаки за плечи и - пошел! Первые километры после ночи в вагоне даются с трудом. Ноет сердце, пошаливает... побаливает голова... Вперед! Ни шагу назад! Час ходьбы - привал. Хорошо! Погода сухая, пасмурная. Идти по такой погоде - одно удовольствие! Хутор, завтрак: молочко, хлеб, черный кофе во Фляжке... И снова в путь! Идем - стало заметно веселее. По дороге нескончаемой вереницей тянутся люди, нагруженные, еле переставляющие ноги под тяжестью рюкзаков... У Вихорева есть песня, написанная прямо с натуры: Идет рюкзак от хутора до хутора, Под ним кривые ножки семенят... Идти до скал, братишки, очень муторно, Кривые ножки, жалуясь, скрипят... Шли мы хорошо, в этаком прогулочном темпе, не торопясь. Дорога красивая, вьется между озер, полянок, скал, с горки на горку. Вот и последняя... Этого я еще не знаю, но в самом воздухе уже чуется, что скалы близко, цель где-то здесь: Быть может, до места осталось немного, Быть может, один поворот... Вот он, последний - выходим на пригорок, на опушку, впереди внизу долина ручейка, впадающего в озеро, Ястребиное озеро. Несколько палаток... дымят костры. Нас встречают старожилы: Виктор, Петя, Виля, Витя, Женя, в общем - это строительная организация, это часть "Парнаса". В общем, здесь все уже приготовлено, все уже начинается хорошо. «Парнасовцы» прибывают позже... Озеро длинное, узкое, лежало у ног в рамке весеннего леса. Еще не яркие краски его мягко сочетаются с серым низким небом. Они невысокие, эти скалы, но очень живописны. Хотелось идти все дальше и дальше вглубь леса вдоль берега. Но надо было возвращаться к ужину. А народ все шел и шел, с утра до вечера тянулись группы людей, заполняя все вокруг на много сот метров. Это зрелище, особенно сверху с горы очень напоминало муравейник. Придя к месту, группа расползлась в разные стороны - кто за лапником, кто за дровами - трудное дело - кто на "шхельду" (туалет) - еще более трудное дело в подобных условиях! "Шхельда" была наверху, на горе. Так что возможность любоваться на лагерь с горы представлялась довольно-таки часто!
КУРЧЕВ: Интересная запись первого впечатления... МИШТАЛЬ: Да... пожалуйста! .довольно-таки часто! А ведь если посмотреть сверху, то увидишь белые, зеленые палатки, цветные знамена над каждым лагерем, разноцветные пятна одежды, сизые дымки костров, колышущиеся около людей. И все это - насколько хватало глаз! Решили и мы украсить наш лагерь. Надули шарики и повесили на березу, разрисовали их. А между двух берез над лагерем повесили лукавое солнышко, нарисованное на куске полиэтиленовой пленки, за неимением лучшего. Оно нас "согревало". А 29-го утром прибыёла еще одна наша группа, так называемая "Парнас” и, к ним примкнувшие, «Кислицкий и компания", вставшие, после долгих препирательств, отдельным лагерем. Вот... А "Парнас" дружно снялся и удрал в лес, подальше от шума, гама, от так называемого "центра”, где стояли мы. Было немножко грустно, ибо ушла хорошо спевшаяся группа, так что, с другой стороны, может, и хорошо, что они ушли. Меня откровенно радовало то обстоятельство, что вся наша братия мало пила. Не было питья. Только на праздник было взято по 100 грамм на нос - и все! Руководил всей группой выбранный на собрании актива группы некий Гутман Олег. Бывалый альпинист, разрядник. Один из интересных типов.. Что-то в нем неуловимо кошачье; движения, взгляд, манера говорить - все это с чуть заметной ленцой, протяжечкой, даже чуть-чуть высокомерно, а в глазах - бесенята, чертики, улыбка неожиданная с изюминкой, немногословен, вернее, не треплив. Но, безусловно, обладает чувством здорового юмора и трезвого ума. Я даже не могу сказать своего отношения к нему - что-то в нем настораживает, мешая дать безоговорочно положительную оценку. Что-то привлекает, может быть, внутренняя собранность, мужская зрелость, цельность характера, но... непонятно! Может быть, чувство ответственности, озабоченности... Все дело в том, что на скалы он пришел не один. 29-го в ночь он ушел на вокзал, чтобы встретить жену и маленького сынишку Саню. На такое не каждый пойдет, не каждый возьмет на себя такую обузу, да еще на скалы. Вот это событие меня примирило с ним полностью, ибо в душе я чувствовала, насколько это здорово: нет, он не оставил жену дома одну, сказав: "Сиди, нянчи сына!” Он пошел навстречу - это хорошо. И она мне очень понравилась. Спокойная, вся в заботах о малыше. Она не дергала Олега каждую минуту, не вязала его по рукам и ногам своим присутствием, а давала ему возможность самому планировать свое время. И от этого не уменьшилась его забота, только она исходила из его самого, без ее контроля, вызывая чувство долга. И он успевал всюду - и проводил занятия с новичками, и удавалось ему посмотреть соревнования. А жена, усыпив малыша, пришла к нам, чтобы тоже взглянуть на скалолазов. Ну, в общем, все это очень хорошо, но от песни очень далеко. Это просто первое впечатление о скалах и первое впечатление о людях. КУРЧЕВ: 0 людях, да, да... МИШТАЛЬ: "...Все мирно, спокойно, слажено все это. Вот, я все о той же паре. Вот такое благополучие в семье я считаю прочным. Это - почти идеал! Два слова о малыше. Его поведение, как в капле воды отражает родительские взаимоотношения. Спокойный, приветливый, покладистый малыш. Чувствуется, что даже у него, такого крохотули, дома железный режим и дисциплина. Олег говорит, что он спокойный. Так это же ваша заслуга, друзья! Значит, он правильно растет, значит, устранены никому не нужные внешние раздражители, которые так действуют на ребенка, значит, он раз и навсегда усвоил, что такое "можно" и что "нельзя". Я влюбилась в Сеньку, славного, милого Сеньку сразу и безоговорочно ... сразу... Непонятно написано! Тридцатого, начались соревнования - тоже я в первый раз все это смотрела... Вообще, все это в первый, первый раз. КУРЧЕВ: Первое впечатление... МИШТАЛЬ: И такое сочетание грубоватости и какой-то... с очень таким чутьем удивительным у людей. И все это так мне очень понравилось тогда! Так как я это писала на работе, я все это прервала неожиданно. Вот... И теперь, значит, скалы... это вот скалы были 1962 года. А теперь скалы у меня уже с сыном. И здесь были первые, так сказать... впервые появился Вихорев! Я не буду читать о скалах, потому что это займет очень много времени... хотя это, вообще, интересно. Ведь целевая направленность у нас уже есть: выборки о людях песни и о песне вообще. КУРЧЕВ: Правильно! МИШТАЛЬ: Вот Вихорев - первая запись о нем: "...Слышала я о нем очень много теплых слов от разных людей. Те, кто сталкивается с ним ближе, убеждаются, что это - богатейшей души человек. Чутко настроенный, эмоциональный "инструмент для прикосновений пальцев трепетных от вдохновений", он весь в своих стихах-песнях, лиричных, напевных, грустных, суровых - разных! Подчас - сентиментальных и всегда - поэтичных. Его песни имеют большую популярность. Это - певец скал, признанный и неповторимый. Все это я знала со слов, но не было у меня случая убедиться в этом, ну ни разу за целый год знакомства не удавалось услышать его по-настоящему. Я просто знала несколько песен его - вот и все! А когда удавалось услышать их даже в его исполнении, то сопровождалось это такой фразой со стороны кого-то из его друзей: "Нет, это не Вихорев, это - отзвук! Вихорева очень трудно расколоть!" Все произошло в этот раз вот на этих скалах, - "раскололся"! А я при том присутствовала и, воочию, убедилась, что это здорово! Ночь. Костер. Молчала вся группа сидящих людей. И голос - мягкий, очень характерный голос с картавинкой, и звучит в тишине, сопровождаемый перебором гитары... черт! Я не могу сказать, что я не знаю его совсем. Я только видела, что парень работает на износ, сжигая каждый из пройденных мостов. Ну, тут несколько биографических сведений. Он был женат, девочке 4 года. Но, при этом, последние три года около него - "кадр", "кадрик" - маленькая женщина, девушка. Даже как зовут ее, не знаю : "кадрик" - и все тут! В последний вечер мы хорошо посидели. Хмель у ребят повыветрился, и основная толпа разошлась. И Валька перестал из себя разыгрывать "вусмерть пьяного". Сразу запел. Запел совсем иначе, чем час назад. Откуда-то изнутри. А рядышком сидел Леня, Ленечка (Кособоков). Ничегошеньки я сказать о них не могу, ибо их надо слушать. Ленька - жох, много ухарства, напускной грубости, вернее, небрежности. Вроде бы ему все бара-бир, трын-трава и море по колено, ан нет - все это белыми нитками шито! Как люди говорят, "Ленечку здорово женили!". И он долго психовал, очень долго бесился. А тут вдруг завелся, ожили глаза шалые под лохматыми ресницами, белокурый чуб вьющихся волос, нижняя челюсть чуть вперед, что ничуть не мешает его улыбке быть привлекательной и озорной. Остались они вдвоем с Вихоревым, спели вроде бы друг для друга. Подсела я к ним поближе - обрадовались. Слушала я их, затаив дыхание, где могла, подпевала. Радовались безмерно, что никто не мешает слушать, наслаждаться услышанным - безмерно хорошо! Там еще был Дод (Разживин)- молчаливый, только глаза мерцают улыбкой. Гитара его вторит на басах - так здорово! Там же был Шурик (Тимофеев) с аккордеоном, с машиной и невестой. Старательно, азартно выводил он мелодию, и все пели. Труба самодельная вещает соло, и наконец, тоже самодельный, контрабас. Все это было не ночью, а было перед тем, когда все «поддали", все, в общем, перед большим кругом - был такой оркестр..." Ну вот... Остановите на минуточку - я сейчас найду! "...Снова и снова возникают в памяти разные эпизоды из майских скал. То одно, то другое, особенно песни. Лица, голоса, снова люди, снова песни. Но на те, уже чуть отодвинувшиеся впечатления, быстро наслаиваются последующие... Сейчас все по порядку. Наслоения так и шли. 30-го идём на соревнования... Запись I-го мая: Тридцатого были на соревнованиях, а первого часов в 6 вечера в нашем лагере появились Лосев и Сачковский. Под хмельком оба, к сожалению. Они пришли не запросто, а претенциозно. Явно позируя - грустно и немножечко гнусно. Их попросили спеть. Гастролируя, спели две - три песни и со словами "нас ждут" удалились, пообещав прийти позже. - Будем рады! Всего доброго! В общем, все галантно... В 10 часов этого же вечера Бражников появился, потом Лосев, опять с Сачковским. Их потянули к костру для того, чтобы они спели, и настаивали перейти к костру, где Вихорев. К сожалению, ребята перепили. Встретили их хорошо, дружно и... пьяно! И снова "поза" в ответ. Может быть, это смущение, не знаю. Спели хорошо, спели специально для Вихорева, про "ночь у костра". Стою недалеко, просто рядом, все слушаю. Потом, уже в городе, мы были у него на дне рождения, тоже - как- то все смешно. С Эркой мы были... КУРЧЕВ: У Вихорева? МИШТАЛЬ: Нет, у Лосева. Сачковский был. Но там песен уже было как-то мало. Хотя пели... Нет, пели тогда мы много, но я уже не помню. Там такой какой-то, такой был... день рождения - это было - сейчас я скажу, когда... 3-го мая вечером! Это уже в городе было, мы были на дне рождения. КУРЧЕВ: А про скалы там записано 4-го и 5-го... МИШТАЛЬ: Нет-нет, не 4-го! А это же - запись 4-го и 5-го! КУРЧЕВ: A-а! А скалы - с 26-го,- понятно! МИШТАЛЬ: А скалы - с 26-го! Эта запись - после скал. Это, как правило так и бывает, что запись идет после события. К сожалению, у меня в дневнике дальше не заложено. Придется остановить, вы знаете.
