Ага, о саксофоне.
И обо мне, естественно. И о нашей с ним первой (и пока единственной) встрече, что называется, «рот-в-рот».
Начнём издалека, со скрипки. Умею ли я играть на скрипке? Раньше отвечал, что не знаю, потому что не пробовал. И это правда. А в День Флота 2011 года попробовал (пальцы ставил не кто-нибудь, а сам Александр Николаевич Гилёв!), теперь могу уверенно заявить: да, умею. Ну, беруши, да. Для слушателей. А как же. Моё исполнение «Чардаша» несколько... гм... своеобразное, не всякий воспримет. До выдающегося полонезера М. Огинского я в тот день, увы, не добрался (отняли инструмент и позвали к столу), а больше пока оказии не было.
Теперь саксофон. Саксофон (кто не знает) – это такая изогнутая труба; в более узкую дырку дуешь, из более широкой вылетает музыкальное произведение. Если при этом там ещё чего-то нажимать, то это ваще.
У нас в подъезде жила Ленка Трушина, она ещё школьницей дула в саксофон, в том числе и с самой большой нашей ДК-овской сцены. И пела. Я всегда был уверен, что если у Ленки получается, то получится и у меня. Но Ленка улетела в Москву, закончила Гнесинку, и теперь там где-то поёт-саксофонит.
Главным и непревзойдённым саксофонистом Вилючинска и окрестностей стал Слава Коренфельд. Он дудел на всех концертах и праздниках. А чего не дудеть, если дудка есть. Набрал воздуха побольше – и дуй...
В общем, в 1995 году повесил я в шкаф свою парадную тужурку капитана 3 ранга (так и висит, кстати). И пошёл в народное хозяйство, то есть художником по свету в наш ДК. Должность называлась круто: «высококвалифицированный рабочий по обслуживанию системы управления театральным освещением». Плюс – нештатный видеооператор и видеоинженер. Световой аппаратуры нам тогда понавезли – мама дорогая. По тем временам самую что ни на есть. На первом же концерте мы устроили светопреставление – Дидье Маруани с Жаном-Мишелем Жарром искусали бы себе все губы от зависти... В общем, был я художником по свету.
А в те времена свидетели Иеговы (да и не только они, и не только тогда) мыкались в поисках присутственных мест для своих сборищ. Это потом уже почти все их раскусили, а тогда ещё нет. И по воскресеньям он арендовали большой зал ДК. Проходило это у них всегда одинаково: кто-то делает доклад с трибуны (ну, зачитывает вслух куски из Библии), а все остальные сидят с библиями на коленочках и внимательно следят по тексту, будто проверяют, не врёт ли докладчик. Ну, примерно как в консерватории.
Моя задача была прийти и включить им на сцене дежурное освещение. Задача Юрки Закутайло (он сейчас в прокуратуре Камчатского края трудится) была включить им микрофон на зал. Включаем и сидим у меня в конуре (в самом конце зала, сверху), болтаем за жизнь, а чтобы не слышать этих сектантов, на окошке опускали звуконепроницаемые прозрачные жалюзи.
Да, ещё один момент. По обеим сторонам сцены, на верхних порталах, в двух конурах стояли у меня две светопушки. Помощники оттуда подсвечивали во время концертов, а управлял ими я, сидя у своих пультов, посредством микрофона, который у меня на длинной гибкой стойке такой. Мои команды шли либо в наушники, либо через колонки, которые были там же, в порталах. В описываемый момент были подключены именно колонки.
В общем, сидим, а чтоб не так скучно было, у нас две бутылочки портвейна. Течёт разговор за жизнь... хорошо так... А у Юрки отец всю дорогу саксофонистом был, и чего-то завелись мы за саксофон. И уже под конец второй бутылки, минут за пятнадцать до окончания этого очередного иеговистского сборища, смотрю – а у меня в конуре на боковом столе лежит саксофон Коренфельда. Как он тут оказался – ума не приложу. Может, Слава забыл его после того как спрыскивали очередной концерт... не знаю. В общем, лежит вот саксофон, предмет прений. Юрка (а он, кстати, гитарист и талантливый клавишник) говорит:
– Берёшь и туда дуешь.
Я говорю:
– А ноты разные каким макаром получаются?
Он говорит:
– А это смотря как дуть. Плюс трости.
Я говорю:
– Какие такие трости?
Он говорит:
– Ну вот смотри, – встаёт, идёт к саксофону, берёт его, возвращается на место и показывает.
Ух ты! Там и впрямь: нажимаешь, и сразу несколько дырок разных то открываются, то закрываются по-всякому, а клапана как раз перемычками металлическими соединены. Тростями то есть. Вау! Я взял у Юрки саксофон и сам понажимал. Фигасе... и в самом деле. А вот дунуть – это что, прямо вот сюда, что ли? А как губы держать, когда тут просто дырка?
Юрка говорит:
– Мундштук надо. Специальный, костяной. Называется «язычок». Саксофон – инструмент язычковый. Манок на утку видел когда-нибудь?
Конечно, видел. А то! Сразу стало всё понятно. Где этот язычок? А вот он, тоже сбоку лежит. Взял и вставил. Чик!
– А теперь что?
– А теперь суй в рот и губы делай вот так.
– Погоди, давай сперва горлы промочим. Всё ж такой исторический момент – я; в первый раз; на саксофоне; играю.
Промочили. Сунул инструмент в рот, сделал губы «вот так». Юрка говорит:
– Давай. Дуй.
И я дал. Дунул.
Микрофон был совсем рядышком с выхлопной трубой саксофона, но мы-то этого не заметили...
В это время в зале «свидетели» проходили (как вы уже, вероятно, догадываетесь) библейские предания о том, как израильтяне завоёвывали Ханаан, и как по пути им попался Иерихон. И вот в этот самый апогейный момент, когда докладчик воздел руки к небесам (точнее, к подвесному потолку зала и прожекторам) и торжественно возгласил (не помню точно, как там по тексту) о том, что возопили, значицца, трубы, весь зал был оглушён ослиным рёвом саксофона из боковых колонок (а там моща – ого-го, они ж не только для громкой связи использовались). Вернее, сказать «ослиный» – это всё равно что не сказать ничего. Я дунул в саксофон впервые в жизни и постарался вложить всего себя в свою первую саксофоновую ноту.
У них там библии с коленочек послетали, докладчик пригнулся, как при ядерном взрыве, все обалдели и, предполагаю, испытали божественный экстаз (если не оргазм).
Однако это был всего лишь затакт. Последние слова докладчика «...и рухнули стены Иерихона...» (или что-то типа) потонули в моей второй ноте, не менее искренней, чем первая, только я при этом ещё нажал какие-то трости, получилось куда ниже и с рыкоподобным клёкотом, а что там было в зале, можно себе только представить. Мне потом рассказывали (их предводитель со мной на одной лестничной площадке живёт, мы приятели со старшей группы детского садика).
В общем, через неделю иеговисты у нас уже не арендозалились. Думаю, что мы с Юркой тут не при чём, просто директор к тому времени уже просёк, что это секта, а оно ему на фиг не надо было.
Так что к перечню в разной степени освоенных музыкальных инструментов (гитара 6- и 7-струнная, в т.ч. и электро-; бас-гитара; «кухня», т.е. ударные; ф-но и синтезаторы всякие; баян; аккордеон; тамбурин, бонги и маракасы; расчёска; эвенский бубен и вьетнамский варган) можно смело добавлять скрипку и саксофон. А, ну да, ещё губную гармошку, я на ней могу пропиликать что-то домажороподобное. Что же касательно домры – ну не-е-ет, вот уж хренушки, второй раз не буду пробовать, даже если попросят: это ж мучение какое-то... бедные дети-домристы...
2012
|
